— В своё время всё узнаете, — ответил Август и, подняв тюк, понёс его как спеленатого младенца.
— Это ж надо, чтоб что-то выросло прямо на пороге зимы! — стрекотали наиболее разговорчивые, изнемогая от любопытства. — Так бывает у всех, кого Бог наделил разумом и сообразительностью. А скажи-ка, Кристофер, какие у него, по-твоему, травы и злаки в этом тюке?
Кристофер:
— Да я не больше твоего знаю.
Августу, судя по всему, нравилось напускать на себя таинственность и загадочность, право же, имело смысл проучить полленцев, этот сброд так и не оценил его великие труды на их же благо.
— Нет, люди добрые, я вовсе не зерно привёз, — вдруг сказал он, — и вообще это несъедобные растения.
— Ах! — воскликнули все в один голос.
— И коли вы другого ждали, значит, вы просто дурни, не стану же я тратить время на дорогую поездку за двумя пригоршнями зерна для вас.
— Не станешь, ох не станешь, — пробормотали они.
— Само собой, не стану. А теперь расходитесь по домам, у меня и без вас полно забот. Теперь дело у нас пойдёт всерьёз.
— Но, дорогой, благословенный Август, — загомонили они в полном отчаянии, — ты скажи только, как нам теперь быть. У нас нет рыбы, у нас нет еды, мука дорожает чуть не каждый день. Теперь она на семь крон дороже, чем была весной. И откуда нам брать просо? Мы получили лишь рожь, да такую дорогую, что для крещёного народа она и на похлебку не годится. А теперь даже и той ржи не осталось.
Август только головой качал на все их причитания.
— Мы хотели тебя спросить, благо ты знаешь куда больше нас, горемычных, нельзя ли что сделать, чтобы не помереть нам с голоду? И то сказать, ноябрь на дворе, вот-вот нагрянет зима...
Август размышляет. Он делает вид, будто глубоко задумался, он не смеётся над людьми, он снова стал обходительным и отзывчивым, мысль его работает лихорадочно, он призывает на выручку весь свой богатый опыт, ах, как бы придумать ему такое съедобное растение, которое вызрело бы в полленском климате за оставшиеся несколько недель.
— Ладно, я подумаю, — говорит он.
— Только бы ты помог нам!
— Идите домой, я ж вам сказал!
Но всё бесполезно, полленцы так и плелись за ним. И при этом толковали между собой:
— Вот ведь какое дело: некоторым из нас совсем плохо приходится, нам нечего есть, пошли в лавку к Поулине, но она ответила, что распродалась подчистую.
— Значит, надо отправить телеграмму! — сказал Август.
Словно искра прошла сквозь толпу — Август отправит телеграмму! Полленцы были потрясены, их глаза наполнились слезами, и сквозь слёзы они бормотали: мы так и знали, мы так и знали, мы только ждали, когда ты вернёшься. Кристофер, слышишь: он отправит телеграмму!
— А то я глухой! — огрызнулся Кристофер.
Август, взволнованно:
— В жизни не слышал, чтобы люди умирали из-за неурожая! Если зерна нет в одной стране, значит, оно есть в другой. Уж мне ли этого не знать!
Люди снова принялись взывать к нему:
— Вот говорят, что Америка начудила что-то, Называется корнер, а что это за корнер такой? Нам Йоаким вычитал из газеты.
Август:
— Corner? Я прекрасно знаю, что такое corner, если интересуетесь, спросите меня. Это значит, что они запирают зерно в большие зернохранилища и не выдают его оттуда, пока цены не подскочат до небес. Вот что означает это слово по-английски. Но они в своей Америке тоже должны вести себя как люди, — вдруг говорит Август угрожающим тоном.
Август говорит без умолку, он сознаёт свою значительность. От всего сердца он раздаёт пустые обещания, пробуждает легкомысленные надежды, утешает людей в нужде. Ну кто другой может усмирить бурю, как это делает он? Однако надолго ли его хватит? Перелётная птица, непостоянная, чёрт его знает, вот он снова воротился домой с очередным сюрпризом для полленцев и держит этот сюрприз на руках как спеленатое дитя.
— Нет, — вдруг говорит он, — не надо вам сажать около дома съедобные растения. Это некрасиво. У меня есть кое-что получше. Декоративные деревья.
— Д-да? — протяжно переспрашивают они.
— Это ёлочки, — поясняет Август, — зимой они защищают от холодного ветра, а летом от жаркого солнца. Вы не сыщете ни одного города без таких деревьев.
— Ну-ну! — говорят люди.
А больше они ничего не говорят, ни да, ни нет. Вечная история! Он приходит к ним с отличной идеей, а они этого не ценят!
Август поспешно ныряет в лавку, а люди следуют за ним по пятам. Он здоровается с Поулине, спрашивает, не было ли писем и телеграмм на его имя, заказных писем из-за границы, ценных писем, ох уж эти иностранцы, они не торопятся! Впрочем, пусть поступают, как им заблагорассудится, им же будет хуже.
— Мне бы надо потолковать с тобой, — говорит Поулине.
Ему это совсем некстати, у него нет времени, он как раз собирался побывать в Новом Дворе, обсудить с Ездрой одно серьёзное дело. К тому же он не забыл, как несколькими неделями раньше сватался к Поулине и получил отказ. Хотя, может, она передумала?
— Ты хочешь, чтобы я зашёл в контору? — спрашивает он.
— В контору?
Никак у него хватило наглости подумать, будто она хочет с глазу на глаз что-то обсудить, ну, что она, мол, передумала и готова с ним поладить. Вот кривляка! Но с другой стороны, он навязал её брату фальшивое богатство в виде банковских акций и в результате опозорил его. Потому что все эти тайны вышли наружу, Эдеварт сам во всеуслышание во всём признался, чтобы избавиться от докучливых полленцев, которые хотели перехватить у него взаймы.
Словом, на его вопрос она с досадой ответила:
— На кой ты мне сдался в конторе-то? Между нами нет никаких тайн. Я только собиралась тебе сказать, что Эдеварт намерен вернуть тебе твои акции и покончить с этой историей.
— Эдеварт намерен?.. — в ужасе переспросил Август. — Но в чём дело?
— Уж можешь мне поверить!
— Как я могу тебе поверить? Похоже, ты злишься, Поулине?
— Вполне возможно, — ответила Поулине, — только Эдеварт не из тех, кому нужны твои акции. В любую минуту, как только ему захочется, он может стать хозяином лавки, вести торговлю и не будет нуждаться в деньгах. Так и знай! — завершила Поулине.
Август:
— Не возьму в толк, о чём это ты.
На том он закончил разговор и отправился в Новый Двор со своими ёлками, а народ так и остался стоять посреди улицы. Акции, акции, значит, Эдеварт во всём признался! В общем-то беда невелика, если все об этом узнают, это только пойдёт на пользу Августу и его репутации, его начнут больше ценить. Ну и дурень этот Эдеварт! Август просто хотел поделиться с другом своей молодости, это был порыв доброго сердца, он хотел возвысить его в глазах полленцев, когда сам был при деньгах. Но коли так — тогда Бог с ним!
Он застал Ездру за работой: тот занимался осенней пахотой. Август, разгорячившись от своей новой идеи, прямо с порога начал выкладывать всё как есть: отменное место в его угодьях, смотрит на юг и вообще очень удобное, суглинок, а тут две тысячи саженцев, аж из самой сельскохозяйственной школы...
— Это ёлки, что ли? — спрашивает Ездра.
— Ёлки, настоящие ёлки к Рождеству.
— К Рождеству?
— Ты, видно, ничего не слыхал о рождественских ёлках. Для тебя это просто золотое дно, ты сможешь продавать их к Рождеству всем полленцам, в Нижний Поллен, в Верхний Поллен... Когда снова придёт сельдь, все капитаны захотят прихватить домой по деревцу, каждая штука за крону, две, а то и за три! Ты только подумай!
Ездра хмыкнул и действительно что-то прикинул.
— Хорошо бы ты мне ещё что-нибудь про них рассказал.
Август тут же пустился в объяснения, он говорил долго и убедительно, говорил бурно и зажигательно, под конец он выложил ещё один козырь: Ездра на рынке будет единственным, сколько захочет, столько и запросит.
Ездра был тугодум. Земля-то она земля и есть, и нужна она мне совсем для другого.
Август, непринуждённо, довольным тоном:
— Одно из двух: то ли ты выращиваешь рожь, то ли деньги, чтоб её покупать, словом, то на то и выйдет. Но учти: здесь на кону стоят большие деньги, больше, чем деньги на хлеб. Ты меня просто смешишь. Неужто тебе не нужны деньги на школу и на обучение детей? И ещё на газеты, на телефон и на красивые платья для жены?