Выбрать главу

Ездра счёл его слова убедительными.

— Вот видишь? А на хорошую еду с чёрным хлебом и с белым? Ну и ещё на другие покупки? На сахар и на кофе, на сардины и на мёд, иногда на хорошую сигару, а порой и на глоток водки, когда будете справлять очередные крестины.

— Ха-ха-ха! — расхохотался Ездра.

Август вторил ему добродушным смешком; он хлопнул Ездру по плечу и напомнил про одну хитрость, которую они вместе учудили, когда надумали провести канаву через болото: крики утопленника и другие весёлые проделки.

— Ты ещё помнишь, как мы заставили их на нас работать? — воскликнул Август. — Они не посмели отказаться, а Теодор, тот прямо из кожи лез... Так-то. Иначе ты, может, и не осушил бы своё болото!

— Не осушил бы, — согласился Ездра.

— Ну вот, поэтому слушайся меня, не прогадаешь. Я думаю, здесь самое подходящее место для посадки.

— Здесь, среди пахотного поля?! — возопил Ездра. Август и сам спохватился, что зашёл слишком далеко, и решил обратить слова в шутку:

— Ишь как перепугался, червь ты земляной. Смотри, вон там у тебя красивый зелёный лужок, вот он вполне подошёл бы.

— Ты это всерьёз?

Август, уже менее шутливо:

— Почему ж и не всерьёз? Саженцам нужна хорошая земля, чтоб вырасти и стать настоящими рождественскими ёлками за десять лет.

— Десять лет?! — снова возопил Ездра.

— Ну, может, не десять, а пятнадцать.

Час от часу не легче: Ездра просто не верил своим ушам, он безмолвно уставился на Августа. Уж не шутит ли тот?

— Понимаешь, мы должны жить с перспективой, как это делают во всём мире. Что значат каких-то пятнадцать лет по сравнению с плантацией рождественских ёлок? Не так уж и много, говорить не о чем. А когда ты умрёшь, твои дети тебя благословят. Вот это я и называю перспективой. Мы должны трудиться для будущего.

Ездра:

— Ты лучше представь себе, что я могу вырастить на этом участке за пятнадцать-то лет!

Август помолчал, потом ответил:

— Я вроде до сих пор не давал тебе плохих советов. Ты что, сам не видишь, до чего ты глуп, если рассчитываешь вырастить рождественскую ёлку за один год?

Ездра, пропустив эти слова мимо ушей, спросил:

— А если я через пятнадцать лет срублю эти ёлки, тогда что будет?

— Тогда ты посадишь новые! — воскликнул Август. — Просто возьмёшь и посадишь новые. В сельскохозяйственной школе всегда полно саженцев. Адрес я тебе дам.

Но Ездра продолжал стоять перед ним с безнадёжным видом, и тогда у Августа возникла новая идея: он предложил распаковать тюк — да, да, чтоб ты сам поглядел, чего это я привёз, высший сорт, лучше я и не видывал на своём веку, а уж я-то всякого навидался, и пальмы, и бамбук видел... Ты только взгляни, разве они не лежат, словно младенчики в сыром мху, им всего-то два года от роду, так и кажется, будто слышишь их писк.

Но Ездра всё сомневался:

— И потом... поздновато уже нынче для посадок... Так что возьми их лучше себе...

Август снисходительно улыбнулся:

— Это сейчас-то поздновато? Опять на тебя дурь нашла! Когда с деревьев падают листья, самое время сажать ёлки. Уж не думаешь ли ты, что я этого не знаю?

Ездра, в полном отчаянии:

— Послушай, Август, я вообще не хочу больше об этом разговаривать. И не стану расходовать под твои ёлки ни пашню, ни луговину. Вот тебе и весь сказ!

Какое-то время Август молчал с глубоко оскорблённым видом, потом сказал:

— Да я к тебе и не пришёл бы, если б ты не прибрал к рукам всю пахотную землю.

Ездра подобрал вожжи и снова приналёг на плуг.

— Может, ты вообще не желаешь уступить ни клочка своего пастбища? — огорчённо спросил Август. — Я же стараюсь для твоего блага и для твоих ёлок.

— Но клочок, как я понимаю, должен быть не такой уж и маленький?

Август прикинул и назвал размеры. Дело в том, что саженцы должны сидеть далеко друг от друга, чтоб было место для нижних веток и остроконечной верхушки, как и положено рождественской ёлке.

— Но какой толк, — устало спросил Ездра, — если посадить этих малюток на пастбище? Их же скотина всё равно вытопчет.

— Ха-ха-ха! И опять глупость! Конечно же тебе придётся огородить делянку. Неужели ты даже этого не понимаешь? Врыть колья и оплести их колючей проволокой. Без этого не обойтись.

Ездра ответил уклончиво:

— Слушай, хватит об этом. На пастбище и без того давно уже не хватает места, не могу я огородить и этот участок.

— Ну так будет у тебя на несколько коров меньше, только и делов.

Тут Ездра улыбнулся и наконец стегнул лошадь. Август проводил его глазами и крикнул:

— Дурак ты дурак! Я ж тебе хотел отдать саженцы задаром. А теперь, значит, продам их в Верхнем Поллене, да ещё по двойной цене.

После чего он свернул свой тюк и потащил его обратно в Поллен. Трудов он не боялся и носа не вешал.

Все последующие дни Август был занят тем, что высаживал ёлочки перед дверями полленских жителей, перед одними дверями — целых десять, перед другими — всего две, слева и справа от входа, смотря, насколько хватало места. Людям нравилось, когда перед домом много ёлочек, во-первых, очень красивые деревца, а во-вторых, даром. Ох уж этот Август! Даже почтарю Родерику, который ходил у него в помощниках, Август платил за труд. Уж что-что, а скрягой он никогда не был. И главное, посреди всего этого уныния и забот о хлебе насущном народ смог несколько приободриться, глядя, как Август с прежним пылом старается приукрасить их быт.

Раз Август не падает духом, значит, им тоже унывать не стоит, думали полленцы.

Йоакима спросили, желает ли он, чтобы перед входом и его дом шумели хвоей настоящие ёлки? Йоаким ответил утвердительно, но предложил справиться у Поулине. Не сказать, чтобы Август в последнее время ладил с Поулине, но он честно спросил у неё. Правда, спросил как-то странно и вдобавок ехидным тоном, но она сочла это предложение очень милым, не зашипела в ответ и не начала брызгать слюной. Да, да, она позволила ему посадить несколько ёлочек перед домом и напротив окна её конторы, она одобрила его затею, признав, что это ничуть не хуже остальных его затей.

— Я позову твоего капеллана, чтоб освятить их, — сказал Август. — Тогда они будут лучше расти.

— В таком случае воткни их лучше в свой цемент, — ответила она.

Короче, оба вели себя вполне дружелюбно, она стояла и глядела, а он рыл маленькие ямки и осторожно размещал в них корни ёлочек. И всё шло у них тихо-мирно, пока она не заговорила об акциях.

— Тебе, случайно, не кажется, что ты можешь потерять все свои деньга разом? — спросила она.

Ему это, случайно, не казалось. Акции банка в надёжных руках, в её чистых, невинных ручках.

Тут она ещё промолчала. Но когда она потом изъявила готовность спасти и его деньги, ни к чему хорошему это не привело. Да-да, она может выплатить ему наличными стоимость всех его акций. Чего ради он должен стать нищим после всего, что сделано им для Поллена.

Что-что? Она вздумала ограбить его банк?! Загубить фабрику рыбной муки, сорвать строительство дома для местной управы и все его прочие начинания? Где это видано! Она сама напросилась, сама подставилась, но он не воспользовался этим, как было можно, хотя даже того, что он сказал, оказалось вполне достаточно, чтобы краска сбежала с её лица.

— Итак, ты хочешь ограбить банк? Слушай, Родерик, слушай внимательно!

— Да ты что? — пролепетала она. — Я просто хотела тебе помочь.

— Ты хотела сделать меня таким же бессовестным прощелыгой, как и ты сама!

— Ха-ха-ха! — хрипло расхохоталась Поулине.

— Мой тебе совет: живи честно, чтоб не угодить в тюрьму.

— Родерик! Ты слышал когда-нибудь такое? Вот чучело! — воскликнула Поулине и поспешила прочь.

Тем временем Август делал свою работу — сажал деревья; управившись с посадками перед лавкой, он поспешил дальше. Перед домом Каролуса и Ане Марии он посадил целых двадцать ёлочек, можно сказать, целый лес; эти добрые и достойные люди, которые заложили основу благосостояния Поллена, вполне заслуживали таких почестей. Здесь он снова порадовался на «принцев», двух детишек, которых взяла Ане Мария и с которыми она прекрасно обходилась. Детишки были хорошо одеты, головки у них были чистые, смышлёные такие детишки, одно удовольствие глядеть на них.