На похоронах, уже после отпевания, у могилы, она крестила гроб кулаком...
Снова я здесь, в тишине последнего пристанища бабушки и дедушки. Отец тоже здесь лежит, рядышком. Он так любил родителей! Теперь они вместе навсегда. Хотя... Их здесь нет. Только сброшенная их душами одежда... Скоро появится еще один камень с родными, непохожими, безжизненными чертами отца. С того самого фото, которое делала я, когда катались с ним на колесе обозрения в парке напротив дома бабушки и дедушки. Фотографировала на прекрасный, надежный "Зенит". Сейчас колеса обозрения нет. И каруселей. Видимо, их давно убрали.
Эти улицы... Родные и знакомые. Узнавала каждый поворот. Листала улочки, как страницы семейного альбома.
В этих же числах августа, в разгар полного, зеленого, избыточного лета, я всегда жила здесь. И даже погода тридцать пять лет назад всегда была такая же: чуть за двадцать градусов, нежное тепло.
Шла и чувствовала нечто странное: растворение времени в себе. Видела себя как бы немного со стороны и слева сверху. Но не себя сегодняшнюю, а лет восьми. Я сегодняшняя была тут же. Просто параллельно. Почему-то вспомнились слова Сергея Есенина, что "ничего по-настоящему великого не узнаешь без послания в смерть...". Вот я, маленькая, в сшитом бабушкой платье. Оно самое простое из тех, что она сделала для меня. А потому любимое. В мелкий красный и зеленый горох, отороченное всего-навсего узкой красной ленточкой. Не любила я всех этих ее оборочек, воланчиков, кружавчиков и рюшек. Любимым бабушкиным магазином был магазин тканей, тут же, неподалеку от дома, на Дирижабельной. Редко "выбрасывали" что-нибудь симпатичное и стоящее. Но бабушка ходила часто, вдруг удача?
Двор детства, вот окна квартиры бабушки и дедушки. Всего три: кухня, спальня и зал. Высокий первый этаж. Вот здесь, поздно вечером, чтобы не видели и не ругались соседки, у приступки подъезда, бабушка трясла половики. Вдоль коридора был самый длинный и старый, сплетенный еще в деревне ее собственными руками и руками ее многочисленных сестер. Вот здесь, оставшись надолго одна, я нашла тихий угол во дворе и пописала. Не могла дождаться бабушку. Ужасное хулиганство и безобразие. Зато вспомнить забавно. Это урок: надо уметь хулиганить и безобразничать! Вот тут, через дорогу от дома на улице Академика Лаврентьева, был тайный "штаб" наших с Жанкой противниц-подружек. Мы никак не могли найти его! А наше укрытие они быстро разгадали. Даже кусты этого "штаба" помню, с красными прутьями веток, ровными овальными листьями и белыми пучками цветов. К осени эти цветы наливались в несъедобные белые ягоды. Теперь - дорожка ухоженная, широкая, и никаких кустов. Здесь был край нашего мира. Дальше, через парк, поселок Гранитный. В детстве он казался далеким, как другое государство, чем-то немыслимым, за краем мира. Но это в наших детских играх.
За этот край мы часто гуляли с отцом и дедушкой на канал имени Москвы. Дедушка всегда шел с нитроглицерином. Иногда останавливался. Отец с легкой, скрываемой тревогой в глазах ждал... Любил своего отца необычайно, бесконечно, трогательно и преданно. У них были свои шуточки, свои жесты, свои игры. Так же, как и у отца со мной... Когда мне было два года, я впервые увидела реку - именно здесь. Воскликнула: "Какая большая лужа!". Так в семье и пошло: "На лужу пойдем гулять?". Дорога неблизкая, километра три. Шли всегда по железнодорожной ветке к гранитному заводу. Поезда тут ездили настолько редко, что идти можно было не опасаясь. Я обожала балансировать на рельсе, держась за руку отца. Дорога казалась мне бесконечной, сказочной. Вдоль полотна рассыпаны осколки гранита и мрамора всех возможных оттенков. А еще были двери в бугорках земли, загадочные и мрачные, как склепы. Такие крошечные, что только я могла бы войти в них не нагибаясь. Я же не знала, что это обыкновенные сараи. Но нет, это жилища гномов, а может, вообще ворота в другой мир. Эта странная дорога будила во мне смутное чувство узнавания... Я не могла бы ни за что сказать, что это означало... Было в ней что-то от дороги Элли, вымощенной желтым кирпичом из любимой книжки "Волшебник Изумрудного города". Что-то такое, за гранью памяти и осознанного понимания, чего нельзя объяснить словами...
Вот я - не я - уже шестнадцатилетняя, три часа пути из Подольска, иду самым дальним, кружным путем к родному дому. Потому что бабушки больше нет - сегодня похороны. Майский ласковый, почти летний день. И конец учебы. На мне школьная форма. Иду почему-то одна. Видимо, родители уехали много раньше. Мне непонятно, немыслимо... Скоро мне станет плохо, когда увижу исхудавшее до неузнаваемости, ярко раскрашенное, совершенно незнакомое лицо бабушки. Один остов. Это не она... Обморочное состояние. Мне казалось - я умираю сама. На кладбище меня не возьмут. Но пока я этого не знаю, просто иду навстречу солнцу.
Вот бабушка, звонко чмокающая меня в обе щеки. И ласково щиплющая за их пухлые бугорки. Вот она удивляется, возмущается, негодует, любопытствует: "Батюшки-светы!". Вот она читает детскую считалочку, трогая меня поочередно за щеки, лоб и носик. "Стенка, стенка, потолок, две ступеньки, дзыыыынь-звонок!". Весь уют их дома. Журналы "Работница", "Роман-газета" и "Мурзилка", "Вечерка" - на диване. На завтрак ароматные, сытные "Останкинские" пельмени. Ягоды, индийский чай, тот, что "со слоном". Непременный детский фильм. "Кортик". "Бронзовая птица". Потом целый день улица. Сорванные кислющие вишни. Удобное кресло для долгого чтения. Индейцы, приключения, романтика и загадочные острова. Тихий, скучный вечер с программой "Время". Дедушка, играющий со мной в ладушки. Честно. А я хитрила...
Раньше была дорожка наискось. Напротив окна в кухне. Теперь тоже можно пройти, но стоит гараж-"ракушка". Мы этой дорожкой уходили с отцом. Всегда оборачивались, потому что знали: бабушка с дедушкой у окна машут нам вслед.
Уходя, обернулась. В окне никого не было. Только букет чужих белых гортензий. Тут живут незнакомцы. Квартиру дети "законной жены" давно продали, купили себе жилье в Москве.
В этот день я была одновременно в двух мирах. Вот я - не я - восьмилетняя - иду рядом с отцом, быстро иду, едва поспеваю. Потому что надо попасть на электричку. Успеем на эту, - пересядем на Савеловской удачно на следующую, уже до Подольска.