При всем том для Карла это было время бездеятельности. О своих возможных занятиях в Дании он говорил неопределенно, его больше привлекала перспектива участия в военных операциях во Фландрии на стороне французов. Но от этой идеи пришлось сразу отказаться — слишком опасно. Среди изгнанников тогда много и упорно говорили, будто Карл тайно женился. Этот слух достиг ушей Хай-Да и других членов Совета еще до отплытия с острова Джерси, и «они прямо заявили принцу, что такой шаг будет иметь фатальные последствия». Джермин заверил обеспокоенного канцлера, что эти слухи ни на чем не основаны, Добавив, что, если бы у Карла и возник такой замысел, он первый бы ему воспротивился со всей решительностью. Но Хайда эти заверения не успокоили. В своем джерсийском укрытии он уже привык относиться к королеве и ее окружению с большой подозрительностью. «У них семь пятниц на неделе, — писал он, — только называют они свою ветреность искренностью».
И действительно, интриги имели место. Сам принц вынужден был щелкнуть каблуками, когда мать показала ему, что ни за что не выпустит из рук вожжи. Исполненная решимости любой ценой спасти монархию, она в конце концов убедила Мазарини послать представителя в Ньюкасл, к шотландцам-пресвитерианам, в чьих руках находился ее супруг. Королю она рекомендовала последовать собственному изначальному плану и согласиться с официальным учреждением пресвитерианской церкви в Англии. Таким образом король привлек бы на свою сторону шотландскую армию и окончательно вбил бы клин между и без того враждующими религиозными сектами, противостоящими ему. Король Карл I решительно отказался. Ни при каких обстоятельствах он не хотел жертвовать ни своими королевскими прерогативами, ни англиканской церковью. Для него это был вопрос не политической целесообразности, а спасения души.
Маленький двор в Сен-Жермене такая непримиримая позиция привела в ярость. Больше всех негодовала Генриетта Мария. Разве она не дочь Генриха IV, прославившегося своей фразой «Париж стоит мессы»? Разве нельзя пойти на компромисс с этой деревенщиной, с этими еретиками, а затем, добившись цели, просто отказаться от своего слова? Но король оставался непреклонен, и терпение шотландцев, которые как только не обхаживали своего пленника, чуть ли не на коленях умоляя его перейти в другую веру, в конце концов иссякло. Убедившись, что ничего не добьются, они передали короля парламентариям и вернулись восвояси.
Но и парламентарии находились в очень нелегком положении. Дело было не только в религиозных распрях; гражданская война оказалась слишком разорительной, парламент был просто больше не в состоянии платить солдатам им же сформированной армии. Недовольные, привлекая на свою сторону военных, принялись строить радикальные планы превращения Англии в Новый Иерусалим. Англия должна стать демократической республикой — считали они. Возглавить страну и «разделить земли, принадлежащие знати и богачам», должны «видимые святые», как называли последователей одной секты. В то же время сельское дворянство роялистского толка столкнулось с неразрешимой трудностью — признать власть то ли религиозных фанатиков, то ли парламентской олигархии, то ли военной деспотии. Пытаясь спасти свою осажденную со всех сторон крепость, эти люди лихорадочно искали союзников, и в конце концов им действительно удалось достичь согласия между роялистами, английскими пресвитерианами и шотландцами из тех, кто симпатизировал и тем и другим.
Этих последних возглавлял герцог Гамильтон, лидер большинства в шотландском парламенте. По его настоянию на остров Уайт, в замок Карсброк, где содержался в качестве пленника парламентариев король Карл I, были тайно посланы делегаты. В результате переговоров было достигнуто «соглашение», по которому в обмен на разрешение учредить в Англии на трехлетний срок пресвитерианскую церковь «согласные» предоставят в распоряжение роялистов войско. Получив во Франции это сообщение, Генриетта Мария пришла в полный восторг и немедленно созвала заседание Совета. Хайд, как все и ожидали, воспротивился союзу с шотландцами, но остался в меньшинстве, и королева дала согласие на поездку принца в Шотландию, оговорив, правда, что он возьмет с собой англиканских священников и друзей по своему выбору. Внезапно принцу предоставилась возможность действовать. Из Сен-Жермена были разосланы гонцы с сообщениями, в которых говорилось о «страстном желании» принца Уэльского возглавить шотландскую армию и вернуть на трон отца.
Романтические мечты о военных победах и спасении монархии питались и из иных источников. 20 апреля герцог Йоркский, которого парламентарии все это время держали в Сент-Джеймском дворце, бежал, переодетый девушкой, из Англии. Некий полковник Бэмпфилд доставил его в Гаагу, к сестре и свойственнику герцога, принцу и принцессе Оранским. Это событие породило волнения в Англии и Уэльсе, а вскоре у роялистов появился еще один, и весьма существенный, повод для радости: в Кенте взбунтовалась часть парламентского флота и, приняв присягу на верность королю, отправилась в Голландию. Стало ясно, что принцу Карлу для закрепления успеха надо быть с этими людьми, и Мазарини, у которого на носу была война с Фрондой, согласился на его отъезд из Франции. Так Карл в свои восемнадцать лет стал «спасителем монархии». В его распоряжении были флот и шотландская армия.
Итак, он отплыл в Голландию и уже 12 июля обедал со своей сестрой Марией и ее мужем в Гааге. Их запечатленный кистью Ван Дейка кукольный брак счастливым не назовешь. Мария унаследовала от отца царственную замкнутость и холодное осознание высоты своего сана. Она и не пыталась сблизиться с простыми голландцами, своей грозной свекровью и даже с собственным мужем. Дети от этого брака умирали в младенчестве, Вильгельм систематически изменял жене. К немалой тревоге своего окружения, он вел себя скорее как плейбой, нежели как принц, и в двадцать один год не выказывал ни намека на «решимость или осмотрительность». Впрочем, ему и самому не нравился собственный инфантилизм, и после смерти отца он всячески пытался повзрослеть. Тут-то и появился Карл, и к явному неудовольствию советников, предостерегавших Вильгельма «от углубления в английский лабиринт», он экипировал для шурина войско, снарядил несколько судов и на 30 тысяч франков закупил оружия для шотландской армии. Но что еще важнее — будучи лишь на несколько лет старше Карла, он оказал ему личную поддержку, в которой тот так нуждался.
Собственно, на нее-то Карлу и следовало больше всего рассчитывать, ибо непокорный английский флот преследовал собственные амбициозные цели, что было очевидно всем. Об этом Карла предупреждали с самого начала, теперь же ему самому предстояло убедиться в справедливости этого. Прежде всего принцу Уэльскому пришлось столкнуться с интригами полковника Бэмпфилда, тайком переправившего его младшего брата, герцога Йоркского, в Гаагу. Полковник считал, что награда за этот подвиг была явно недостаточной. Он принялся настраивать юного Якова против матери и отца и, «наделенный незаурядным даром красноречия», призывал моряков стать на сторону герцога, который полностью подпал под его влияние. К моменту появления Карла Яков успел назначить сурового пресвитерианина лорда Уиллогби вице-адмиралом, но тот в жизни не выходил в море, и взбунтовавшиеся английские моряки заколебались.
Чтобы испытать их верность, Карл послал брата в портовый городок Хелвотлис — как-то там его встретят? Поначалу казалось, что все в порядке, бунтовщики клялись помочь восстановить короля на престоле. Поверив, что флот на его стороне, Карл столкнулся с необходимостью продемонстрировать свою способность командовать им.