Возвращаясь во вселенную Стар Трэка, для экскальбиан проблема заключалась в том, что они не могли увидеть никакой практической разницы между методами добра и зла. Солдаты добра хотят сражаться и убивать, чтобы обеспечить безопасность своих добрых товарищей. Их единственным фиговым листком является объяснение, что они верят, что сражаются за правое и доброе дело. С Линкольном, как товарищем по оружию, наши герои стоят в одном ряду с историческим персонажем, который по непогрешимо нравственным и благородным мотивам вверг Америку в чудовищную войну, подобно Кеннеди и Джонсону, другим благородным и нравственным лидерам Америки, — намекает подтекст Родденберри — втянувшим США во вьетнамский конфликт под предлогом борьбы за справедливость. Но если напалм и ковровые бомбардировки изрыгают силы добра, есть ли хоть какое-нибудь различие между ними и террористами-смертниками зла? Даже Августин в своем 185 Письме допускает, что иудеи, преследовавшие первых христиан, думали, «что этим служат Богу» (Письмо 185.20). Веря в это и действуя в мире, полностью пребывающем под контролем Бога, предопределяющего, что человек может или не может совершить, как они могут быть осуждены за свою ошибку?
Это дилемма монотеизма, когда он сталкивается с историческими переменами, замещением одного победителя другим, превратностями судьбы, превращающими гонителя в гонимого и наоборот. Для манихеев это просто свидетельство непрекращающейся борьбы, и им было лучше с нравственно последовательным Богом, Который не всегда остается победителем, чем со всегда успешным Богом, непостоянным в своей поддержке добра.
[1] Цитаты писем Августина взяты из The Works of Saint Augustine: A Translation for the 21 Century: II:1: Letters 1-99 and II:2: Letters 100-155, translated by Roland Teske (Hyde Park, 2001 and 2003), и из Saint Augustine, Letters, Vol. 1-5, translated by Wilfrid Parsons (Washington, 1951 — 1956).
[2] В Письме 185 он пишет: «Ибо кто способен любить нас больше, чем Христос, положивший жизнь Свою за Своих овец? И вот, после призвания Петра и других апостолов только Своими словами, когда Он собрался призвать Павла… Он не только принудил его Своим гласом, но даже бросил его на землю Своей силой; и чтобы насильно привести неистовствовавшего во тьме неверия к жажде света в сердце, Он сначала поразил его глаза физической слепотой. Если бы это наказание не было наложено, он не был бы впоследствии исцелен им» (185.22).
[3] «Но когда полнота времени пришла для откровения нового завета, который был скрыт под образами ветхого, дорогое свидетельство должно было быть принесено об истине, что есть другая жизнь, ради которой этой жизнью можно пренебречь, и другое царство, ради которого противостояние всем земным царствам можно стойко претерпеть. Так имя мучеников, означающее свидетелей, было дано тем, кто, по воле Бога принес это свидетельство своим исповеданием, своими страданиями и своей смертью» (Против Фауста 22.76). Цитаты Contra Faustum взяты из перевода Richard Stothert, St. Augustin: The Writings against the Manichaeans and Against the Donatists (Nicene and Post-Nicene Fathers, 1st ser., vol. 4), изданного Philip Schaff (Grand Rapids, Michigan, 1983).
[4] В Письме 153 к Македонию Августин заявляет: «Несомненно, не без цели учреждена у нас власть у царей, смертная казнь у судей, острые крюки у палачей, оружие у солдат, право наказания у властителя, даже суровость у доброго отца. Все эти вещи имеют свои способы, свои причины, свои основания, свою практическую пользу» (Письмо 153.3).
[5] В Письме 153 к Македонию он подчеркивает, что «Даже Апостол Павел использовал страх, чтобы сдерживать злые дела людей, и не только страх будущего суда, но даже твои нынешние орудия пыток, заявив, что они составляют часть плана божественного провидения, когда сказал: “Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены” и т.д. (Римлянам 13:1-8) … Но, если порочность и нечестие столь велики, что ни наказание, ни помилование не могут быть полезны для их исправления, остается истинным, что, показана суровость или мягкость, обязательство милосердия исполнено добрыми в самом их намерении и чистой совести, которые видит Бог» (Письмо 153.6).