Твоя подруга-авантюристка
Августина
Письмо 2
Милая Нора, начала писать, как только позволили обстоятельства. Не поверишь, оказывается, на материке незамужняя девушка не может попросить завтрак к себе в комнату, эта привилегия только для жен.
Я уже несколько дней ломаю голову, откуда пошла эта традиция. Будь снисходительна и объясни мне в ответном письме, чем вы так усердно занимаетесь ночью, что утром не в состоянии сойти к общему столу?
Но не буду больше отвлекаться и продолжу свой рассказ. Хоть в этот раз я и пишу более убористым почерком, с подобными отступлениями места может вновь не хватить. Вряд ли ты простишь мне такой фокус во второй раз.
Вернемся к моему путешествию. К счастью, дядя Зенон не настаивал на сопровождающих, поэтому на корабль я поднялась в компании одной лишь Гусмы, с мыслью о том, что уж преданная няня в качестве надзора за не совсем простой, но все же сироткой вопросов не вызовет. По крайней мере, их будет гораздо меньше, чем при виде пары вооруженных пакимов. Да и, как не раз говаривал дядя, Августина постоит за себя лучше любого пакима.
Впрочем, мы провели пару ужасающих недель на корабле, и вид страдающей морской болезнью Гусмы отпугивал от нас остальных пассажиров гораздо действеннее, чем вид любой вооруженной охраны, хоть магической, хоть нет.
И все равно, когда я предстала перед глазами крестной, то услышала от нее дословно следующее: «Ох, Зенон Кермез так до сих пор и не понял, как надо обращаться женщинами. Послать молодую девушку одну через океан!»
Гусму, которая едва ли может (или хочет, я так до сих пор и не разобралась) произнести хоть пару слов на эрландском, она в расчет не взяла.
Кстати, о крестной… это величественная дама весьма внушительных статей. Но лицо у нее узкое, поэтому при знакомстве не сразу замечаешь, сколько места в комнате занимает ее персона, а в этом плане она серьезно обогнала даже няню. Кажется, теперь я понимаю, что нашел в ней дядя, любящий повторять, что по-настоящему красивую женщину всегда заметно.
Видимо в память об этом неудавшемся ухаживании, гессе Версавии не понравилось в моей сиротке решительно все: от неправильного пробора до слишком вольных манер.
Я, конечно, и сама виновата: от усталости после путешествия не сразу вошла в роль компаньонки для богатой дамы, но и без предвзятости тут явно не обошлось.
В соответствии с классическим сюжетом мне выделили комнатку едва ли не на чердаке, а Гусму так и вовсе отправили в помещения для слуг. Знаю, она не привередлива, но так жалко бедных слуг!
На следующий день я была во всеоружии. Милая улыбка, готовность услужить, восторгаться домом и гостеприимством хозяйки — честно, это было непросто. Ты же знаешь, я не люблю откровенной лжи (ха-ха, смешно это слышать от притворщицы), поэтому, прежде чем восторгаться, надо было честно найти чем.
После Иланки кажется, что в Эрландии стерли большую часть красок и, несмотря на лето, солнце светит словно бы через полупрозрачный полог. Имение крестной, Белый Яр, огромно и окружено аккуратно подстриженным парком, поэтому первым делом я сосредоточила свои восторги на зелени, но потом появилась Гусма и все испортила.
Ты ведь представляешь, как тихо она может возникнуть из тени за твоим плечом и леденящим голосом объявить: «Касим, у нас проблема». В этот раз сцена повторилась точь-в-точь, за исключением того, что было сказано: «У наших хозяев проблемы».
— Ты тоже не понимаешь, что говорит эта туземка или просто устала после завтрака? — тут же потребовала от меня ответа крестная, без сомнения оскорбленная тем, что в ее присутствии гости осмелились общаться на другом языке.
— Она говорит о проблеме со слугами, — перевела я.
— У меня отлично вышколенная прислуга! — резко оборвала меня гесса Версавия.
Тут Мае Лакшин, безвестной сиротке, и прикрыть бы свой рот, но я еще не освоилась с новой ролью и переводила дальше:
— У ваших слуг не установлено время отдыха.
— Что?! У них есть целый выходной раз в две недели!
Я опустила глаза, но все равно продолжила:
— В течение дня.
— В течение дня они должны работать! — Крестная смотрела на меня как на дурочку, которой нужно объяснять простые вещи.
— Простите меня за дерзость, но Гусма говорит, что если у человека нет законного времени, когда он может передохнуть, то он все равно будет делать это тайком и чувствовать, что нарушает доверие своего господина. А самоуважение очень важно для хорошего слуги, потому хороший господин всегда дает ему возможность это самоуважение сохранить.