Они ушли, не поверив мне. И правильно сделали, потому что больше никогда не видели своих денег.
Ободренные таким успехом, мы (командиры частей и я) решили на следующий день посадить полтора десятка землевладельцев, но, когда Сарасуа хотел уже приступить к делу, обнаружилось, что все богатые граждане города исчезли неведомо куда. Они не могли удрать чересчур далеко, потому что мы задержали два поезда, прошедших здесь в эти дни, но, поскольку у нас не было времени на поиски, мы решили заняться знаменитым отцом Хорхито, продолжавшим, несмотря на упорные преследования, отправлять службу в церкви Пресвятой Девы Гваделупской. Мы заперли его в казарме Пучас, намереваясь потребовать пятьдесят тысяч в качестве выкупа, но, едва за ним захлопнулась дверь темницы, началась демонстрация церковных крыс, которые не могли не выразить протест против того, что они называли «произволом».
Не желая восстанавливать против себя все население, я приказал произвести кавалерийскую атаку (разумеется, для виду), чтобы разогнать демонстрацию, выпустить на свободу отца Хорхито и поставить к стенке его пономаря — пусть видят, что мы не добренькие дяди.
Мои распоряжения были выполнены в точности.
Так закончилась моя последняя попытка добыть в Виейре деньги для Революции — на следующий день я со всеми своими частями двинулся к Апапатаро, штат Апапатаро.
Глава XII
Пока мы трудились на ниве финансов, капитан Бенитес, ведавший у меня техникой, человек весьма изобретательный, занялся постройкой броневагона, использовав для этой цели старую платформу фирмы «Америкен смелтинг», остатки железнодорожной цистерны, семидесятипятимиллиметровую пушку — наше единственное артиллерийское орудие (у нас было всего сорок два снаряда) — и два пулемета системы «гочкис». К этому сооружению, которое весьма напоминало таран, мы прицепили сзади маневровый паровоз. То был наш авангард.
Пехоту мы погрузили в два захваченных железнодорожных состава, а кавалерии предстояло двигаться своим ходом те сто пятьдесят километров, которые отделяют Виейру от Апапатаро. Мой план заключался в том, чтобы захватить город с ходу силами одной только пехоты. В случае провала нашей первой попытки мы сможем немного отойти назад, дождаться подхода кавалерии и предпринять вторую атаку всеми имеющимися в нашем распоряжении силами.
Поскольку город Виейра никогда не был важным стратегическим пунктом, мы оставили его, взяв с собой лишь самое необходимое. Я особенно рассчитывал на быстроту передвижения. Таким образом, все наше будущее зависело от взятия Апапатаро.
Мы перебросили войска ночью тремя эшелонами. Первый эшелон состоял из описанного выше броневагона, паровоза, тоже защищенного броней, и платформы, на которой размещалась рота солдат. Вторым составом, двигавшимся на расстоянии километра от первого, мы отправили двенадцатый батальон под командованием Сенона Уртадо, а в третьем, под командой полковника Пачеко, шедшем за ним также с интервалом в километр, перевезли всех остальных. Должен заметить, что я находился в первом эшелоне с капитанами Бенитесом и Сарасуа.
У высоты Лос-Лобос путь оказался разобранным, и наши поезда чуть было не сошли с рельс. К счастью, мы все предусмотрели заранее. На последней платформе ехала наша ремонтная бригада, и не прошло и двух часов, как нам удалось двинуться дальше.
Я приказал погасить свет в поездах и огни первого паровоза, так как не хотел, чтобы кто-либо мог подсчитать наши силы.
На подъезде к ранчо Сапилоте, в десяти километрах от места нашего назначения, нас обстреляли, но в ответ мы подняли такой шум и треск, что заставили стрелявших замолчать. Затем мы продолжали путь.
Когда вдали показался Апапатаро, уже занимался день.
— Тем лучше, — сказал я Бенитесу. — Пусть видят, что мы пришли не с пустыми руками.
Я приказал остановиться в двухстах метрах от станции. Два других состава остановились подальше.
Я подозвал Бенитеса:
— А ну-ка сделаем выстрел! Посмотрим, какую они скорчат мину.
— Куда стрелять, генерал?
Я указал на башни собора, ибо они отчетливей всего виднелись в утреннем небе, и Бенитес выпустил знаменитый снаряд, угодивший в лестницу губернаторского дворца.
Мы сделали три выстрела, а затем подкатили к станции и дали пулеметную очередь по окнам станционного здания, раздробив в них стекла. На наш огонь никто не ответил. Рота пехотинцев под командой Сарасуа заняла станцию, не встретив ни сопротивления, ни, разумеется, людей.
Сарасуа закрепился на станции, и мы отошли на такое место, откуда могли спокойно вести обстрел города. Тем временем высадилась и заняла позиции остальная часть нашей пехоты.
Бенитес снова сделал выстрел из пушки и на этот раз действительно попал в одну из башен собора.
Как раз в тот момент прибыл с белым флагом капитан от Вардомиано Чавеса, командующего военным округом.
— Генерал Чавес просит передать, что он присоединяется к вам.
Я ему не поверил. С чего бы это Вардомиано Чавесу присоединяться к нам?
Потом, когда мы уже вели с ним переговоры, выяснилось, что Чавес стал на нашу сторону со страха.
— Не хочу подвергать опасности гражданское население, — сказал он, когда мы встретились с ним на станции.
— Мы постараемся причинить ему как можно меньше вреда, — сказал я, — но имейте в виду, мы прибыли, так сказать, за здорово живешь, и, хочешь не хочешь, нам надо добыть средства, чтобы двигаться дальше.
Все это я заявил ему в присутствии свидетелей — капитана Бенитеса и Сенона Уртадо.
Мы торжественно вошли в Апапатаро. Вечером в нашу честь был дан бал, а на следующий день мы посадили в тюрьму пятьдесят богатых граждан, в том числе сеньора губернатора, председателя муниципального совета и двух местных депутатов.
Глава XIII
Впоследствии меня часто осуждали за то, что я не отпустил на свободу этих заложников, когда они внесли требуемый выкуп; однако я должен уточнить: выкуп был назначен не за предоставление им свободы, а за избавление от расстрела. Я действительно никого не расстрелял. Необходимо учесть, что мы находились в состоянии войны, на вражеской территории, а моя боевая задача не оставляла мне времени для заигрывания с гражданским населением; я нуждался в заложниках на тот случай, если бы кому-либо вздумалось сыграть с нами злую шутку. С другой стороны, те богачи, которых я посадил в тюрьму Апапатаро, были богачи мексиканские, а это особая, проклятая порода, их всех следовало бы ставить к стенке — еще со времен священника Идальго. Поэтому я и не понимаю людей, упрекающих меня в жестокости (из-за того только, что я какое-то время подержал взаперти кучку кретинов).
Кавалерия, которой командовал полковник Одилон Рендон, нагнала нас два дня спустя — третьего августа. Я решил произвести смотр войскам, — численность их вместе с батальоном и двумя кавалерийскими эскадронами, находившимися в распоряжении Вардомиано, уже перевалила за две с половиной тысячи человек. Войска продефилировали по улицам со столь внушительным видом, что многие жители города, особенно из малоимущих классов, то есть именно те, что отличаются наибольшей отзывчивостью, попросились к нам добровольцами. Из них мы сформировал и две резервные роты, командовать которыми я назначил капитана Фуэнтеса и которые предполагал использовать лишь в том случае, если нам удастся вооружить своих новобранцев.
Поскольку я решил сделать Апапатаро базой своих операций, мы провели в окрестностях города несколько мероприятий «по очистке»; мы также экспроприировали весь маис, хранившийся в амбарах, и большую часть обнаруженного скота. На это у нас ушло три дня, и как раз к тому времени с гор спустился знаменитый кристеро Эраклио Сепеда со своими людьми, изъявив желание служить под моим началом, поскольку он «тоже против гнета», как он мне сказал. Вардомиано и Сенон предложили надуть его и разоружить, но я предпочел принять его услуги и послал поднимать народ в штат Гуатапаро, где он шесть лет не давал житья моему дружку Максимино Росасу, командующему тамошним военным округом.