Но нельзя после всего случившегося встать на путь преследований, действовать, как действовали в былые времена. Нет. Мы должны оставаться в рамках демократки и гласности, продвигаясь к правовому государству.
Словом, я не приемлю огульных обвинений. Надо разбираться с каждым случаем отдельно, и только так. Не должно быть снисхождения, но не должно быть и беззакония. Недопустимы расправы с политическими противниками, преследование за инакомыслие, за принадлежность к тем или иным политическим организациям. Наше общество, пережившее чудовищные репрессии сталинского режима, десятилетия произвола, особенно чувствительно к таким вещам.
Вторая. Я считал самым важным возобновление процесса, связанного с Союзным договором. Заговорщикам удалось сорвать намеченное на 20 августа его подписание. Рядом с заявлением так называемого комитета по чрезвычайному положению было опубликовано заявление Лукьянова, которое затем, как я узнал, непрерывно передавалось средствами массовой информации. В нем он пытался доказать, что Договор не годится и его нельзя подписывать.
Но проект Договора представлял собой баланс интересов всех участников ново-огаревского соглашения. Я был согласен с предложениями, прозвучавшими в выступлениях руководства Российской Федерации, участников встречи — ленинградцев и представителей Северо-запада республики, не тянуть с подписанием.
На встрече с руководителями девяти республик 23 августа, на второй день после моего возвращения из Крыма, преобладало мнение — быстрее подписывать Договор, не откладывать надолго. Хотел бы подчеркнуть, что речь идет не о завершении, а только о начале глубокого преобразования нашего Союза.
Возможно, самый трагический результат переворота заключался в том, что эти три дня подтолкнули, и мощно подтолкнули, центробежные тенденции в стране. Возникла реальная угроза развала союзного государства. Я думаю об этом постоянно и с огромной тревогой, с огромным переживанием. Ибо, если такое случится, все разговоры и все наши планы на будущее — пустое дело, просто болтовня.
Этот вопрос я ставил на первый план как главный, как основной. Тем более что слышал очень много рассуждений такого рода: давайте, мол, разойдемся, поживем, потом сойдемся.
Все высказались за то, чтобы была единая оборона, единые вооруженные силы. Это не значит, как было отмечено в ходе обмена мнениями, что где-то, в той же России, не может быть национальной гвардии — это 3 или 4 тысячи человек, которые нужны в таких вот ситуациях, когда угрожает опасность парламенту или еще что-то. Это другой вопрос. Но в принципе — единые вооруженные силы и единый экономический рынок. Словом, было согласие: внести необходимые коррективы в проект Договора и начать процесс подписания.
Сессия встретила это сообщение аплодисментами. Вместе с тем в ходе дискуссии явственно звучало и другое: отбросить Союзный договор — мы, дескать, уже в другой стране, в другой эпохе. Конечно, игнорировать то, что произошло в эти августовские дни, нельзя. Коррективы требуются, коррективы, которые бы вобрали приобретенный трагический опыт, и уроки, извлеченные из происшедшего. Необходимо, считал я, чтобы первые лица тех республик, которые за Договор, немедленно занялись этим. Тем более, что к тому времени уже было достигнуто согласие: не откладывая, сейчас же заняться разработкой Экономического соглашения.
Поэтому на сессии я со всей определенностью высказался за внесение изменений в проект Союзного договора. Не реагировать на то, в каком положении мы оказались, делать вид, что все вернулось к положению до 18 августа, — это вообще не политика. Но и отбрасывать все, что приобретено в ново-огаревском процессе, что сделано и до этого, нельзя. Это было бы ошибкой.
Мы еще пока не разошлись, не развалились, только ослабли связи между республиками, началось противостояние, нарушились налаженные отношения. А в каком состоянии страна? К чему может привести отказ от подписания Союзного договора? Что будет, если республики начнут в категорической форме отказываться от Союза, если скоропалительно, в эмоциональной атмосфере, буквально в считанные часы будут решаться архисложные вопросы, связанные с судьбой этого огромного государства, которое формировалось тысячу лет? И с судьбой десятков миллионов людей, гражданскими правами, границами, собственностью на общественные богатства, нажитые совместным трудом?