— Я два дня и две ночи пробирался… Извините, господин лейтенант… Мне хватит хотя бы четверти часа.
Я дал ему поспать целый час, пока мы не двинулись снова в атаку. Тогда я разбудил его и сказал:
— Доложи в полку, что приказ будет выполнен.
— Ясно, господин младший лейтенант, но я не пойду назад. Я остаюсь с вами, — ответил связной.
Он был убит в первой же атаке. Вот почему его образ и слова приходили мне теперь на память. Когда он сказал, что останется у нас, я будто почувствовал себя сильнее, увереннее. У меня стало одним человеком больше. Одной единицей оружия больше. Так обстояли дела в тот день с раннего утра. Но с тех пор и до самого вечера мы не смогли сдвинуть противника ни на один метр. У меня было такое ощущение, что с каждой секундой наши шансы добиться успеха тают, что клещи, в которые попала вторая рота, сжимаются все сильнее и что я несу ответственность за все часы, которые прошли или пройдут напрасно, потому что я получил приказ и, следовательно, на меня, и только на меня, падет вся ответственность, если…
То и дело кто-нибудь из солдат выходил из пещеры послушать. Но слышны были только медленные шаги постовых да металлическое потрескивание скованной морозом хвои. Совсем стемнело. Звезды над нами сверкали, как слезы, а Млечный Путь казался схваченной льдом санной дорогой.
Кто-то протянул мне банку разогретых консервов. Я нехотя стал есть, прослеживая указательным пальцем линию на карте, а правой держа ржавую ложку, которую я подносил ко рту большей частью пустой, потому что она почти не попадала в банку. Я так углубился в изучение карты, что не замечал этого. Там, в пещере, мною вдруг завладел тревожный вопрос: что, если противник окружил или окружит нас? Естественно, карта не могла дать ответа на этот вопрос. Все же, изучая ее, я мог думать, мог искать, строить решения.
Я заметил, что солдаты наблюдают за мной с любопытством и нетерпением. Я словно забыл о них с тех пор, как мы укрылись в пещере. Захваченный своими мыслями и воспоминаниями о связном, оставшемся навсегда где-то между обрывами, я за все время с тех пор, как мы добрались до пещеры, не произнес ни единого слова.
— Господин младший лейтенант! — нарушил тишину сержант Сынджеорзан.
Я вздрогнул:
— Что случилось?
— Вы совсем ничего не поели, господин младший лейтенант. Почему вы не едите?
— Я поел достаточно, Сынджеорзан, — защищался я. — Так что самое время закурить.
Я быстро вытащил пачку сигарет и протянул ему.
Наконец я принял решение и хотел теперь поделиться им с людьми, внушить его им.
— Покурите, чтобы согреться. На улице страшный мороз. Пробирает и обжигает через одежду…
— Даже на спусковой крючок почти невозможно нажать, — вступил в разговор Момойю.
— Особенно, если человек привык к комфорту, — заметил Сынджеорзан.
— Правду говорит Момойю, господин младший лейтенант… И господин сержант Сынджеорзан тоже, — сказал Унгуройю, протягивая руку за сигаретой. Он подсел поближе ко мне.
— Ночь — это много, когда ты в окружении, — вслух рассуждал он, а Момойю утвердительно кивал головой и говорил:
— Помните Тиссу? Какой там был ад!.. Пять раз пытались, и все напрасно. Потом разъярились и взяли их тепленькими.
Но Сынджеорзан не обращал на него внимания. Он смотрел на меня, ожидая, когда можно будет спокойно сказать:
— Все будет как нужно!
Я затянулся, стряхнул пепел с сигареты и сказал обычным тоном, каким говорят «здравствуйте»:
— Через час снова атакуем…
Эти слова меня сразу и полностью успокоили.
Люди с большой жадностью затянулись, будто час, оставшийся до атаки, был на исходе, глаза их сверкнули в слабом отблеске небольшого костра. И тут же возник шум, такой характерный для подготовки к бою. Гремели пулеметные диски, щелкали затворы, позвякивали лопаты, ударяясь о ножны штыков, и над всем этим разносились оживленные голоса:
— Посмотри гранаты, браток!
— Дай и мне затянуться. А то завтра кто знает…
Кто-то шутил:
— Слышал, у них шнапс есть. Иначе моторы в такой мороз не работают.
Когда все было готово, Сынджеорзан, улыбаясь, подошел ко мне:
— Дай бог свидеться живыми и здоровыми, господин младший лейтенант!
— Желаю удачи, Сынджеорзан.
Атака была неожиданной, молниеносной. Гитлеровцы не ожидали чего-либо подобного. Они не могли представить себе, что горстка людей, отброшенная в течение дня, найдет в себе силы еще раз вскарабкаться по этим скалистым, изрезанным трещинами склонам. Мы атаковали их в уязвимых местах огнем двух пулеметов. Огонь велся с двух высоких утесов, пули летели градом. По центру их расположения били минометы.