С развитием наступления все очевиднее становился критический недостаток сил. В тылу немецких войск оставались все новые аэродромы: Ма- ревка, Горчечное, Касторный, Щигры. Часто на новый аэродром отправлялось всего одно звено истребителей, которое самостоятельно обеспечивало прикрытие войск на своем участке.
8 июля оказалось густо насыщенным событиями, как, впрочем, и любой день тогда, но Криниусу эта дата запомнилась на всю жизнь. Эскадрилья потеряла два самолета: один подбили в воздушном бою над Латяной, летчик сумел дотянуть до своих, но разбил машину при посадке; вторым стал Криниус. А начинался день вполне удачно. Незадолго перед этим немецким войскам удалось захватить неразрушенный мост через Дон западнее Воронежа. Теперь русские бомбардировщики получили приказ любой ценой его уничтожить. В первом вылете, около четырех часов утра, Криниус сбил один «Бостон». "К восьми часам – вспоминает он – получил новое задание: воздушное прикрытие того же моста западнее Воронежа, высота – 4000 м. Мы взлетели парой. Уже на подлете к объекту я заметил, что двумя тысячами ниже в направлении моста идут четыре «Бостона». В этот же момент услышал по FT (сокращение от Funktelegraphie – радиотелеграфная связь) голос ведомого, у него возникли трудности со створками радиатора, и он поворачивает домой. Я один атаковал «Бостоны», и один из них после моей очереди загорелся. Развернувшись после атаки, замечаю, что два идут как раз ниже меня, и тут же рядом мелькнули силуэты двух «Мессершмиттов» – это пришла помощь из JG 3. Вместе мы еще раз атаковали бомбардировщики, не сбили, но свернуть с боевого курса заставили. Они повернули на восток, я решил преследовать. Одного догнал и обстрелял, «Бостон» загорелся. И тут же грохнул взрыв справа, за крылом я увидел белый шлейф. Пробили радиатор! Я даже не успел сообразить, что делать, как самолет содрогнулся от нового удара, и из-под капота выбило пламя. Похоже, меня достали русские зенитки. Еще вчера было специальное сообщение: Воронеж в наших руках, и я взял курс на город, в надежде протянуть хоть несколько километров. Но – все, мотор встал, стрелка высотомера быстро бежала по шкале.
Мой самолет плюхнулся на брюхо как раз между линиями окопов. Я сразу же выскочил из кабины и кое-как замаскировался на засеянном поле, насколько это было возможно среди чахлых и затоптанных стеблей. Потихоньку стал отползать, стараясь не оставлять за собой следов. То и дело встречалось русское оружие и всякое снаряжение. К своему удивлению, среди всего этого я нашел книгу на немецком языке. Отполз я совсем недалеко, когда послышались негромкие голоса. Русские солдаты добрались до моего самолета. О чем они говорили, я, конечно, не понял, разобрал лишь слово «парашют». Его-то я предусмотрительно захватил с собой!
Вскоре наткнулся на немецкий дозор. они отвели меня в свою роту, угостили шнапсом. У них я заметил: как в воздухе что-то гудело, все сразу разбегались по щелям. Инстинктивно я тоже прижался к земле, и тут же слева раздался взрыв. Снизу кричат – давай к нам, это только начало, «сталинский орган» играет долго. Такого мне еще не приходилось видеть.
На следующий день Воронеж снова был у русских. Я добрался до аэродрома 3-й эскадрильи и оттуда на "Шторьхе" улетел к своим в Щигры."
Спустя три дня случилась неожиданная передышка: группа переучивалась на новый Bf 109G – «Густав». Почти исчерпавшие за полтора месяца боев свой ресурс «Фридрихи» перегнали в Умань. Там находилась база, новые Bf 109G-2 уже стояли на площадке. 15 июля новые самолеты перегнали в Харьков и девять дней облетывали.
Утром 24 июля фуппа неожиданно получила приказ перебазироваться на юг, под Таганрог. В этом перелете группа лишилась командира. Майор Камински (maj. Н. Kaminski) со своим ведомым взлетели спустя два часа. У командирского самолета начались перебои в работе мотора, майор с трудом дотянул до Таганрога и был тяжело ранен при аварийной посадке.
Через три дня вернулись на свое место – аэродромы Новый Холм и Фролов, в 100 км севернее города. Задача – прикрытие 6-й армии, наступавшей на Сталинград. Наступление несколько затормозилось. До конца месяца летали над передовой линией в районе Калача, где немцы отражали первую попытку советских частей к окружению.
Сопротивление Красной Армии все нарастало. 1 августа Криниус сбил два ЛаГГа, но день был омрачен потерями. С задания не вернулась пара в составе оберфельдфебеля Краузе (Ofw. G. Krause, 12 побед) и фельдфебеля Доннига (Fw. Е. Donnig, 1 победа), из 1-й эскадрильи. Как стало известно, они вступили в бой с шестеркой ЛаГГ-3 в 5 км северо-восточнее Калача. Через 1 ч. 10 мин. после взлета штабная радиостанция приняла от них обрывочное сообщение: "Мой двигатель не показывает давление масла!" Через две-три минуты еще: "Мой винт стоит… Дон!.."
Редко кому удавалось быстро вписаться в боевую жизнь. Криниус был, скорее, исключением. Опыт – великое дело, а на войне ему и вовсе нет цены, особенно для тех, кто сразу угодил в такую мясорубку, какая началась в августе 1942-го в сталинградском небе. Многие уверенно владели машиной, но выдержка и самообладание в бою давались не всем. В числе таких оказался унтерофицер Хайнц Готлински (Uffz. Н. Gotlinski).
Совсем недавно он прибыл на фронт, это была его временная командировка с фирмы Messerschmitt AG, где он работал испытателем. Летал он превосходно, но при встрече с противником чувствовал себя неуверенно, и до сих пор побед не имел.
Командир эскадрильи назначил его ведомым Криниуса. Несколько раз они летали на свободную охоту, и, наконец, им повезло. Пятерка «Илов» без прикрытия штурмовала танковый клин. Сначала Криниус провел показательную атаку, затем Готлински повторил ее. Им удалось сбить по два самолета. Пятый уходил, но Криниус все же обстрелял его с очень неудобного ракурса. Возвратившись на свой аэродром, доложили об уничтожении четырех, но сразу же выяснилось, что танкисты наблюдали падение всех пяти штурмовиков.
Готлински еще много летал с Криниусом, этот бой стал для него своеобразной ступенькой к успеху, а Криниус получил неофициальный титул «эксперта по Ил-2». Как раз в то время началось их массовое появление на фронте. Среди немецких летчиков считалось, что сбить бронированный штурмовик не так-то легко. Двадцатимиллиметровая пушка с трудом пробивала его броню, а пулеметы MG 17 вообще были бессильны против нее. Результат давала лишь атака снизу-сзади и прицельный огонь по маслорадиатору. Но подойти так к идущему на бреющем полете «Илу» удавалось не всегда.
В связи с этим на фронт стали поступать истребители с подкрыльевыми пушками, получившие в войсках прозвище «канонерки» (Kanonenboot). Именно на таком «Мессершмитте» командир 1-й эскадрильи оберлейтенант Мюллер (Obit. F.K. Muller) 9 сентября установил рекорд группы, сбив в одном бою шесть Ил-2.
Уже 4 августа после обеда стали перелетать на полевой аэродром Березка западнее Калача, расположенный на самом берегу Дона. Вообще, степные аэродромы оказались очень удобными: ровные, просторные – взлетай хоть вдоль, хоть поперек. Зато впервые ощутилась нехватка продовольствия.
Вильгельм Криниус вспоминает:"… Снабжение продовольствием, особенно когда мы вернулись из Таганрога в Сталинград, стало очень плохим. Наши команды снабжения в изобилии обеспечивали нас лишь дынями. Сочные плоды оказывали очень плохое действие на наших пилотов. В то же время, интенсивность боевых действий в воздухе с обеих сторон была очень высокой. Казалось, Советы поставляют самолеты на фронт в неограниченном количестве, к тому же, это были уже не старые типы, как в 1941-м. Особенно в сентябре 1942-го стали встречаться ЛаГГ-5 (Ла-5) и Як-9, не уступавшие Bf 109, и Ил-2 в огромном количестве."
10 августа потеряли одного из «стариков». Оберфельдфебель Лешерт (Ofw. Н. Leschert) давно служил в 3-й эскадрилье и имел двадцать побед, а в своем последнем бою над Сталинградом одержал еще одну. Сбитый самолет начал разрушаться в воздухе, какой-то обломок угодил в истребитель Лешерта, он потерял управление и упал. Судьба его, как и многих сбитых над советской территорией, осталась неизвестной.