В тот же день поляки решили отомстить за бомбежку своей авиабазы. Вскоре после полудня в воздух поднялся «Хальберштадт» CL-II с грузом бомб, и под охраной двух «Спадов» взял курс на советский аэродром в Приямино. Навстречу противнику вылетело дежурное звено истребителей в составе Ширинкина, Кузина и Александра Петрова (однофамильца Николая Петрова из того же дивизиона).
Кузин с Петровым связали боем истребители сопровождения, а Ширинкин атаковал бомбардировщик. Он подошел к противнику сзади-снизу и нажал на гашетку, целясь в переднюю часть фюзеляжа. Зажигательные пули прошили кабину пилота и топливный бак. Тотчас бензин вспыхнул, и яркое пламя охватило машину. У экипажа не было парашютов, но летнаб, не выдержав нестерпимой боли, выбросился из самолета и разбился насмерть. Пилот остался в горящей кабине. Возможно, он был уже мертв, убитый пулеметной очередью.
Сотни выбежавших на улицы жителей Приямино завороженно смотрели, как пожираемый огнем самолет несколько секунд летел по небу, затем резко сорвался вниз и с грохотом врезался в землю. А в это время Петров и Кузин дрались со «Спадами». Интересно, что противником Николая Петрова оказался тот самый подпоручик Павликовский, который всего пару часов назад азартно гонялся за его однофамильцем над Березиной. Но тут подпоручика словно подменили. Потрясенный жуткой картиной гибели «Хапьберштадта», он при первой возможности вышел из боя и на полном газу умчался за линию фронта. А вслед за ним скрылся и другой польский летчик.
1* По рассказам очевидцев, Юргенсон, доставленный под конвоем в Салтановку, очень испугался, увидев советских летчиков в кожаных куртках. Он знал, что этим предметом гардероба обычно щеголяли комиссары и чекисты, чья кровавая «слава» уже гремела по всей Европе. Страх капитана был вполне оправдан: Юргенсона этапировали в смоленскую тюрьму. где он вскоре умер (по другим данным, был расстрелян)… Летнабу повезло больше: по окончании войны его обменяли на советских военнопленных.
«Спад-7» командира 10-го истребительного отряда, разбитый при вылете на разведку. На первом плане видна 10-фунтовая бомба. Летчик Шуберт получил сильные ушибы. 23 апреля 1920 г.. Славное.
Весть об очередной победе «красных соколов» мгновенно достигла штаба фронта. И уже вечером того же дня на аэродром Приямино доставили срочную телеграмму: "Приветствую славного героя Ширинкина, предлагаю выдать ему 15000 рублей, золотые часы высылаю. Мужественных летчиков Петрова Александра, Петрова Николая и Кузина наградить золотыми часами. Предреввоенсовета Троцкий." Непонятно, почему первый сбитый Ширинкиным самолет Троцкий оценил в 50000, а второй только в 15000 рублей.
На северном участке фронта, под Вильно, 14 мая произошел, по польским данным, еще один воздушный бой. «Сальмсон» А-2 из 18-й эскадры подбил и вынудил к посадке советский «Фарман-30». Нам, правда, не удалось найти подтверждения этого эпизода в российских архивах.
А на следующий день в Приямино с оркестром и воинскими почестями хоронили погибших польских летчиков – подхорунжего Клича и сержанта Бартковяка. Фотоснимки этой церемонии Ширинкин через несколько дней сбросил над польским аэродромом в Жодино.
Более чем скромные успехи в воздушных боях поляки в какой-то мере компенсировали удачными атаками на привязные аэростаты наблюдения. При этом дважды отличился уже знакомый нам Стефан Павликовский. 18 мая он шесть раз обстреливал аэростат 25-го воздухоплавательного отряда, поднятый для корректировки артогня невдалеке от Приямино. И только после шестого захода водород в оболочке вспыхнул.
В гондоле аэростата находились воздухоплаватель Арвид Банкер и артиллерист-наблюдатель Гаврилов. Для Гаврилова это был первый полет в жизни. Когда баллон загорелся и стал падать, Банкер застегнул на своем растерявшемся напарнике лямки парашюта и буквально силой вытолкнул его из корзины. Парашют системы Жюкмеса раскрылся автоматически и Гаврилов благополучно спустился на землю. Банкер выпрыгнул следом, но для раскрытия купола высоты уже не хватило. Самоотверженный воздухоплаватель погиб.
Следующим утром над Приямино поднялся в воздух резервный баллон, но и его через день расстрелял зажигательными пулями все тот же подпоручик Павликовский.
После уничтожения второго аэростата 25-й воздухоотряд прекратил свою деятельность, так как запасных оболочек больше не было. В конце мая его сменил на фронте 26-й воздухоотряд. Когда он приступил к работе, красные, наученые горьким опытом, стали поднимать для защиты аэростатов истребители.
19 мая советские войска форсировали Березину возле Борисова. Западный фронт перешел в наступление. В тот же день самолеты эскадрильи Ширинкина совершили более 40 боевых вылетов, сбросив на противника 107 бомб различных калибров. Бомбардировке подвергся борисовский железнодорожный узел, аэродром в Жодино и польские артбатареи. Три самолета вернулись из-за неполадок с двигателями, летчик Рожин по неизвестной причине разбился на взлете, но остальные успешно выполнили задание.
Польский историк Кшиштоф Тарковский в книге Lotnictwo polskie w woine z Rosja soviecka пишет, что на перехват советских самолетов взлетели пилоты 19-й истребительной эскадры поручик Мрочковский и подхорунжий Туровский, но их воздушный бой закончился безрезультатно. Интересно, что никто из красных летчиков даже не заметил вражеских перехватчиков, во всяком случае, не отразил этого в своем докладе.
20-21 мая части Красной Армии, закрепившиеся на западном берегу Березины, создали непосредственную угрозу польскому аэродрому в Жодино. В этой связи 23 мая самолеты 14- й и 19-й эскадр были эвакуированы оттуда на тыловой аэродром Слепянка под Минском. Активность польской авиации на Западном фронте резко упала.
Тем не менее, до конца мая состоялось еще несколько воздушных боев, в которых снова добились успеха советские летчики. 27 мая истребитель подхорунжего Туровского получил серьезные повреждения от огня двух красных «Ньюпоров». Поляк совершил вынужденную посадку на своей территории, при этом самолет был разбит, а сам Туровский – ранен.
На следующий день летчик Екатов вылетел на «Ньюпоре-24» с двумя 15-фунтовыми бомбами для бомбежки Борисова. Над целью его перехватили два «Спада». Искусно маневрируя, Екатов сумел зайти в хвост одному из противников и обстрелять его из синхронного «Викккерса». По докладу пилота, он успел заметить, как очереди трассирующих пуль прошли сквозь крылья вражеского биплана.
Видя такой оборот, поляки решили не рисковать, и со снижением вышли из боя. Екатов же продолжил полет и успешно выполнил задание. Но лихие маневры не прошли для его самолета бесследно. По возвращении на аэродром было отмечено (цитата): "«Ньюпор», осмотренный после боя, оказался весь разрегулированным, нервюры в крыльях расклеившимися, и полотно отставшим от нервюр, и все гвоздики вылетели…" Окажись враги более решительны, этот бой наверняка бы закончился для красного летчика плачевно. Его аппарат мог в любой момент просто развалиться в воздухе.
29 мая вновь сошлись в воздушном поединке красвоенлет Александр Петров и подпоручик Стефан Павликовский. Петров сумел намертво «вцепиться в хвост» неприятелю и вогнать в него пулеметную очередь. На «Спаде» с красно-белыми квадратами был пробит радиатор, и поляку только за счет скорости удалось оторваться от преследования. Вскоре вода из системы охлаждения вытекла, мотор заклинило, и Павликовский, едва перетянув через линию фронта, совершил вынужденную посадку.
Кстати, в том бою красный летчик показал такое мастерство владения машиной, что поляки решили, будто оппонентом Павликовского был «красный ас» Сапожников, Подобного мнения придерживается, в частности, Томаш Говорек, автор книги Pierwsze samoloty mysliwskie lotnictwa polskiego. Но документы свидетельствуют, что единственным советским пилотом, дравшимся с противником 29 мая, был Александр Петров.
Всего в мае Славненская эскадрилья совершила 311 боевых вылетов, сбросив на противника 234 авиабомбы и более 100 кг агитационной литературы. За это же время в воздушных боях сбито два и повреждено не менее трех вражеских самолетов. Собственных боевых потерь не было. Произошло двенадцать аварий и две катастрофы. К концу месяца в эскадрилье числилось восемнадцать боеспособных истребителей и семь разведчиков.