Первую свою воздушную победу мы одержали 14 декабря 1916 г. В тот день наш отряд, в котором в то время было лишь 2 исправных «Вуазена», получил задание выслать все исправные самолеты для охраны с воздуха смотра войск 28-го корпуса. Такое же задание получил 9-й истребительный авиаотряд к назначенному часу из 9-го отряда прилетели 4 самолета. Таким образом, над местом парада было шесть машин. Время шло, а парад не начинался. У истребителей запас горючего был всего на полтора часа, поэтому два из них улетели пополнить бензин у себя на аэродроме, но не вернулись. Два других хотели заправиться у нас на аэродроме, но он был мал, эти летчики его особенностей не знали и оба капотировали при посадке Наш второй «Вуазен» также опустился. Таким образом, в воздухе остался только мой самолет.
Мы летали уже свыше трех часов. Войска. выстроенные для парада, все еще стояли на место. Чтобы как-то развеяться от монотонного кружения на одном месте, я предложил Бартошу слетать посмотреть на расположенный невдалеке румынский город Тырк-Ожна. Подлетев к нему и сделав нисколько кругов, мы повернули обратно, и тут я увидел впереди в воздухе много белых шариков. Это наша артиллерия шрапнелью обстреливала немецкие самолеты. Таким образом, мы были предупреждены о наличии в воздухе противника. Я пошил в направлении этих разрывов и вскоре увидел 6 немецких самолетов: 2 из них шли впереди развернутым строем, а 4 позади в строю клина с замыкающим Мой «Вуазен» уступал каждому из них по всем летным качествам. Каждый из них, пользуясь своими преимуществами в скорости и маневренности, мог бы расправиться со мною. Но я уже имел опыт боев и знал, что немецкие летчики, даже летящие о паре, неактивны и не нападают сами. Я находился над своей территорией, и это давало надежду, что в случае ранения или попадания в мотор, я смогу опуститься к своим. Затем я видел, что самолеты противника идут строем и смел думать, что немцы – люди раз навсегда установленною порядка, не будут нарушать строй из-за какого-то «Вуазена» И, наконец, так удачно для нас еще никогда не было: они шли в нашем направлении, мы были несколько выше, значит, я мог успеть занять нужную позицию.
Я решил атаковать их и крикнул Бартошу. чтобы он готовился к бою. Дальше все шло по разработанному нами плану: я пересек путь этим самолетам, повернул и пошел навстречу точно по оси их полета. К моменту встречи снизился до их высоты. Когда почти поравнялся с ними так, что один находился справа, а другой слева, я не стал входить между ними, а сделал вертикальный вираж, и в момент изменения направлении своего полета на 180" дал левый крен. Самолет послушно скользнул на левое крыло. Я его подровнял и закончил скольжение прямо под фюзеляжем левою немецкого самолета Но пулеметная установка «Вуазена» позволяла стрелять вперед и несколько вверх, но не прямо-вверх. Для того, чтобы Бартош мог стрелять, мы должны были находиться не только ниже, но и позади неприятеля Весь наш план был рассчитан на внезапность атаки и быстрый выход из боя падением на крыло. Так не получилось. Так что же, отказаться от боя? Спасаться? Упустить победу? Когда впервые все сошлось, когда я, наконец, занял позицию в мертвой зоне стрелка неприятельского самолета Конечно, нет! Я решил сделать очень крутую горжу, пока еще немецкий летчик в растерянности и не изменил направления полота. Крикнув Бартошу: -Готовься, горка! – я пошел сначала вниз, разогнал самолет, а потом до отказа взял ручку на себя. Немецкий самолет был над нами всего в 40-50 метрах. Мотор «Вуазена» взревел от перегрузки, нос еще поднимался, когда я уже до отказа дал руль глубины от себя. Казалось. «Вуазен» завис в этом положении, затем он медленно перевалил на нос, а Бартош в наивысшей точке горки успел дать короткую очередь прямо в днища немецкого самолета (после мы узнали, что этой очередью был ранен летчик-наблюдатель).
По нашим расчетам, при атаке снизу с близкого расстояния самолет противника должен был быть немедленно сбит, а вот этот продолжал лететь, как ни в чем не бывало. Поэтому, когда «Вуазен» пошел вниз, я снова разогнал его и сделал вторую горку, а так как немецкий самолет уже нас немного опередил. то oнa получилась более пологой. Это дало возможность Бартошу выпустить несколько коротких очередей, и мы увидели, как около немецкого самолета на мгновение появилось прозрачное марево, как бы пульсирующее облачко. Оно сразу исчезло. но пропеллер стал вращаться медленно, и самолет пошел на снижение. Дальше я не мог наблюдать за ним. Успел подойти второй немецкий самолет, и, несмотря на работу мотора, я услышал, как у меня над головой застучал его пулемет Повернув голову, я увидел противника: справа несколько выше и немного впереди нас. Очевидно. немецкий летчик, увидев, что я этакую летящего с ним в паре, пошел прямо на нас. Подойдя, развернулся на 90', пошел в одном с нами направлении, обогнал и теперь, отвернув немного и сторону, дал возможность своему летнабу стрелять в нас с левого борта. Раздумывать было некогда. Я в то же мгновение наклонил правое крыло своего самолета в сторону немца и дал левую ногу. Мой -Вуазен- сразу ушел под фюзеляж -Альбатроса-. Немецкий летчик за крыльями своего самолета не мог видеть моего маневра, а его летнаб уже не мог стрелять в нас. Теперь и второй неприятель был у нас на прицеле. Мелькнула мысль: неужели собьем? Это же будет больше, чем самая дерзкая мечта! Я свое дело сделал, теперь очередь за Бартошем! Он, как бы угадав мои мысли. начал стрелять. А я, как-то сжавшись я комок, оглянулся. Где же остальные самолеты противника, может быть, какой-либо уже нас атакует? Нет, они все вместе. Но Бартош закричал, что пулемет отказал. Делать было нечего. Я поставил самолет в положение вертикального виража, сбросил газ и камнем полетел вниз. Очевидно, немцы решили, что я сбит, о может быть, они даже при сбитии одного из своих не сочли возможным нарушать строй. Во всяком случае, осмотревшись, я нашел их на той же высоте и в том же строю. Только они не пошли по маршруту дальше, а летали по большому кругу, очевидно, желая видеть, что будет с их и с моим самолетами.
Сбитый Петрожицким и Бортошем неприятельский самолет «Ганза- Брандербург- С-1. 14 декабря 1916 г.
Группа офицеров возле сбитого самолета. Третий слева – И. И. Петрожицкий
Поврежденный неприятельский самолет, снижаясь, кружил между горами, вероятно, летчик высматривал площадку для посадки. Потеряв высоту, я смог догнать его и стал следить за его посадкой. Самолет немца планировал о ущелье, по склону которого шло шоссе, занятое какими-то войсками, садиться было негде, и он стал приземляться на шоссе. Люди на дороге бросились в разные стороны. Самолет сел, пробежал немного, задел концом крыла за верстовой столб и уткнулся носом в землю. Из него выскочили два человека и бросились бежать По ним открыли стрельбу солдаты, которых разогнал своей посадкой самолет немцев, и вскоре один из бежавших упал, а второй остановился и сдался в плен подбежавшим румынским солдатам. По прилету на свой аэродром. мы доложили, «по вели воздушный бой с немецкими самолетами и сбили один из них. Радовались все: и офицеры, и солдаты. Это был праздничный день 26-го корпусного авиаотряда, вторая воздушная победа отныне вписано в его историю. Командир отряда поехал объясняться в штаб корпуса, и командир корпуса прислал отряду свое поздравление.
Однако нам с Бартошем пришлось выдержать еще один «бой», но уже на земле, так как на сбитый нами самолет стали претендовать летчики 28-го корпусного авиаотряда, командир которого штабс-капитан Компанейцев выехал на место падения «Альбатроса», а также командир одной артиллерийской батареи, утверждавший, что это его орудия подбили самолет. Пришлось создавать корпусную комиссию для установления, чье воинское подразделение добилось успеха. Побывав на месте падения самолета, я насчитал в нем 18 пулевых пробоин, две из которых – в топливном баке, а остальные – в крыльях и стабилизаторе. Кроме того, мне пришлось собирать письменные свидетельства у очевидцев боя, побывать о госпитале, где лежал умирающий неприятельский летчик-наблюдатель (он получил 7 пулевых ранений, но только одно из них было нанесено огнем Бартоша, остальные и самые тяжелые он получил уже на земле огнем румынских солдат) Как оказалось, он был родом из Эльзас-Лотарингии, хорошо говорил по-французски и перед смертью подтвердил, что их самолет сбили мы с Бартошем. Немецкий пилот в звании майора, желая улучшить к себе отношение в плену, первоначально заявил, что он добровольно перелетел в стан русских войск, но после разбирательства всех обстоятельств боя отказался от этого заявления. Все вместе взятое убедило членов комиссии. что эта победа принадлежит летчикам 26-го корпусного авиаотряда, то есть нашему экипажу. Вскоре поступило телеграмма от шефа авиации Русской армии Великого Князя Александра Михайловича: «… Поздравляю гордость русской авиации прапорщиков Петрожицкого и Бартоша с выдающейся победой… -. После этого все стало на свои места: самолет типа -Альбатрос» засчитали нам с Бартошем и наградили за этот бой Офицерскими Георгиевскими крестами 4-й степени.