В целом необходимо отметить, что в результате работ по теме ВВА-14 был получен богатый экспериментальный материал, а работа над этой машиной стала великолепной школой для специалистов Таганрогского машиностроительного завода.
Николай Погорелов/ Харьков
Фото из архива А. Сальникова
Ненужный самолет
Н.А. Погорелов был заместителем Р.Л. Бартини в период работы над ВВА-14, и его воспоминания существенно дополняют рассказ об этом необычном самолете. Статья подготовлена редакцией по материалам студии «Крылья России", предоставленным А. И. Сальниковым.
Для испытаний ВВА-14 подобрали отличный экипаж. Был очень хороший летчик-испытатель Куприянов Юрий Михайлович, имевший очень большой опыт полетов над морем – и на вертолетах, и на гидросамолетах. Он с удовольствием, с энтузиазмом взялся за ВВА-14. Как положено, перед первым полетом в ЛИИ состоялся методсовет. Но Роберт Людовикович не захотел участвовать в нем, там докладывал я. Методсовет прошел очень хорошо. Нам дали только одно небольшое замечание по ограничению скорости бокового ветра. Бартини в это время сидел в Министерстве и ждал результатов, он хотел сразу же оформить разрешение на вылет. Мы так торопились с этим потому, что министр П.В. Дементьев как раз был в отпуске, и нужно было успеть, пока он не вышел на работу. Как только бумага была подписана. Роберт Людовикович передал ее мне, а сам даже не приехал на первый вылет.
Первый полет всегда очень ограниченный. Как правило: «блинчиком» взлететь, «блинчиком» сделать пару кругов, подняться на небольшую высоту и спокойно сесть. Никаких особых задач на этот полет не ставится. К тому же, мы сделали все, что возможно, чтобы проверить самолет на земле. Делали пробежки скоростные, делали подлеты. Это все засняли на пленку, и фильм прокрутили на методсовете. Когда мы в первый раз увидели наш самолет в воздухе, были очень взволнованы. Он взлетел, сразу поднялся на 2000 м и на такой высоте прошел над нами.
Летчики сказали, что самолет вел себя отлично, хорошо управляем, Никаких особых замечаний не высказали. Хотя в первом полете произошла одна неприятность. Когда ВВА-14 второй раз проходил над нами, мы увидели, что за самолетом появилось ка- кое-то белое облако. И сразу доклад: отказ гидросистемы № 1. А у нас там ручного управления не было, только бустерное. Ну. в общем-то, страшного ничего нет, потому что есть вторая система. Самолет благополучно сел. Когда полезли в хвост посмотреть, что же там произошло, оказалось, что разрушилась одна из металлических трубок, которая подводит давление к бустерам. Разрушилась оттого, что находилась в зоне двигателя и очень сильно вибрировала. А рядом бала трубка гидросистемы № 2 и тоже вибрировала. Это мы прозевали во время отработок. Стало ясно, что могла лопнуть и вторая трубка, и тогда мы потеряли бы машину в первом полете.
Когда Дементьев вышел из отпуска, замы пошли ему докладывать, что у Бартини взлетел ВВА-14 Говорят, Дементьева в таком виде еще никогда не видели. Он топал ногами, стучал кулаками по столу и кричал: как вы смели допустить, чтобы самолет Бартини полетел? Этого не должно было произойти! Видно, Дементьев вел какую-то специальную линию, а тут такой «прокол». Объяснить это сложно. Скорее всего, военные к тому моменту уже пришли к выводу. что ракетоносные подводные лодки – это абсолютное оружие, и бороться с ними практически невозможно. Можно лишь создать свои такие же. И поэтому интерес к ВВА- 14 потихоньку угасал, причем не только у военных, но и у нашего Министерства. а мороки с этим самолетом было очень много. Когда меня назначали, я это почувствовал и по разговору с Болботом(4*), и по беседе в ЦК КПСС. Наставления мне там давали. и чувствовалось, что меня оценивают: не поломаю ли я их планы. Кажется, у них уже тогда созрело решение спустить эту работу на тормозах. И они нашли метод, как это все остановить, затормозив создание подъемных двигателей.
«Подъемники» от яковлевского палубного штурмовика, которые уже существовали, в чистом виде нам не подходили. Во-первых, потому что тяга нужна была больше и, во-вторых, потому что у них очень жесткая струя. Нельзя было такую скоростную горячую струю бросать под наш самолет. И Бартини вместе с главным конструктором двигателей П.А. Колесовым решили превратить РД-36 в турбовентиляторный двигатель, добавив к нему вентиляторную ступень. В то время это был единственно возможный путь, потому что он резко упрощал всю работу. Но с другой стороны, повышался вес силовой установки и сокращался запас топлива на борту.
4* О. В Болбот – заместитель министра авиапромышленности СССР (Прим. ред./
Р.Л. Бартини (второй слева) обсуждает со специалистами проблемы создания пилотажного стенда для ВВА-14
Самолет «1М» в первом полете. 4 сентября 1972 г.
Отработка пневматического взлетно-посадочного устройства. Таганрог, 1974 г.
ОКБ Колесова не могло самостоятельно обеспечить нас необходимым количеством «подъемников». Дело в том, что если при создании четырехдвигательного самолета для первого прототипа требуется 4 двигателя, еще пару для стендовых испытаний, итого – 6, ну, с резервом максимум 10, то нам нужно было сразу 12. Причем это двигатели малоресурсные, значит, нужен был и запас. Если учесть, что планировали построить три прототипа, то требовалось порядка 50-60 двигателей. Такое количество опытная организация просто не могла построить. и выпуск первой партии двигателей поручили Рыбинскому серийному заводу. Был разработан соответствующий график постройки двигателей, министр ею подписал. Но, кроме этой бумажки, ничего больше не делалось. И работа все время тянулась, тянулась, тянулась… А где-то к концу 1973 г. стало ясно, что «подьемников» не будет вообще.
Если не будет двигателей, не будет и самолета. Наверное, именно такую задачу правительство поставило перед Дементьевым. Вы спросите: зачем так сложно? Зачем тянуть резину, тратить деньги на все эти вещи, ведь можно было просто выпустить соответствующее постановление? Я тут вижу только одну причину: в то время были очень хорошие контакты с коммунистической партией Италии, а Роберт Людовикович хорошо знал многих ее руководителей. Когда они приезжали в СССР, обязательно встречались с ним. Об этом писали в газетах. Об этом громко говорили. И все знали, что Бартини поклялся посвятить свою жизнь тому, чтобы красные самолеты летали лучше черных. Брежнев просто не решался официально закрыть эту работу, демонстрируя, что мы поддерживаем Бартини, мы ему помогаем. По-моему, только это и задерживало выход официального решения о закрытии темы, а неофициальное было, и его потихоньку проводили в жизнь.
Испытания первой машины продвигались, и настал момент, когда мы закончили практически всю программу, почти все задачи выполнили. Остался только вопрос прерванного и продолженного взлета, но для этих испытаний нужен был аэродром с очень длиннои ВПП, например, такой, как в ЛИИ. Поэтому мы решили лететь в Подмосковье. К тому же, Роберт Людовикович все еще не видел самолета. Он ни разу не приезжал в Таганрог, пока шли испытания, как-то не получалось у него. Да и вообще в 1973-74 гг. он там очень редко появлялся. Не любил он туда ездить, ему там было неприятно, руководство завода к нему относилось очень плохо. Он это чувствовал. Еще одной причиной перелета в Жуковский стало желание показать ВВА-14 какому- нибудь большому начальнику. Ведь известно, что если новая техника осматривалась высоким руководством, то дальше с ней работать легче, какие-то шли там команды, какое-то давление оказывалось. Мы пытались пригласить Устинова, других лиц, но согласился приехать только Смирнов, председатель Военно- промышленной комиссии при Совете министров. Он был непосредственным куратором всей оборонной промышленности.