– Так Вы лично бомбили «Тирпиц»?
– О, да! Мы сделали на него 3 ходки и таки потопили его, Это сделали экипажи двух эскадрилий: 617-й, известной под прозвищем «разрушители дамб», и нашей, 9-й. Перед вторым рейдом мой «Ланкастер» оснастили дополнительными баками, а кроме того, с него сняли верхнюю турель, так что мы могли теперь вылететь из Северной Шотландии, отбомбиться и возвратиться назад.
– Вы действительно видели «Тирпиц» перевернутым вверх килем?
– При бомбардировке мы прицеливались вручную. В задачу моего экипажа входило определение направления и скорости ветра, поэтому мы летели впереди основных сил и сделали круг над целью. Это очень важно, так как, если параметры ветра будут определены неправильно, бомбы упадут мимо цели. В общем, я пролетал над «Тирпицем» несколько раз, и когда это было в последний раз, мой кормовой стрелок воскликнул: «Он переворачивается!»,
– Это Ваша бомба добила его?
– Нет. Скорее всего, нет, Я хотел бы так думать, но это вряд ли. Возможно, наша бомба лишь помогла этому. Роковые для «Тирпица» бомбы были сброшены, скорее всего, в первой волне, в которой шли самолеты 617-й эскадрильи. Высота сброса составляла от 12 до 15 тысяч футов (3650-4560 м). Столь большая высота была выбрана по нескольким причинам. Одна из них заключалась в том, что бомбы перед столкновением с целью должны были развить большую скорость. Вторая причина – горы вокруг места стоянки линкора. Нам просто необходимо было держать большую высоту.
– А сколько всего боевых вылетов Вы совершили?
– Сорок. Это чуть не в два раза больше, чем средний показатель для пилотов бомбардировщиков. Обычно они выполняли от 25 до 28 вылетов, но меня ни разу не сбили.
– Как же Вы летали? Мне кажется, от одной мысли о предстоящем вылете должны шевелиться волосы…
– Вы правы, но можно считать, что для нас это была своеобразная разновидность какого-то экстремального вида спорта. Я не знаю… Это было очень возбуждающе, адреналин и все такое… Но это не было весело. Просто, когда вы возвращались живым, то это было одно из самых лучших переживаний в жизни,
– Но что Вы чувствовали, когда другие не возвращались из вылетов?
– Не забывайте, что в то время все мы были очень молоды. Мы сознательно пресекали все мрачные мысли, чтобы они не мешали нам эффективно воевать. Мне было суждено пройти войну, и я это чувствовал. Не знаю, почему, но я ощущал себя достаточно уверенно, хотя это было явно неуместно.
– Так Вы не переживали стрессы или что-нибудь подобное?
– Ну, я периодически напивался, и мне это помогало. Но другие по каким-то причинам так не могли. Однако мы все были вместе, и каждый старался сделать что-то, чтобы другие не впадали в переживания. Мы служили в хорошей эскадрилье и хотели летать, и были очень счастливы, когда нас отбирали для следующей миссии. Таких, как я, были тысячи, а тех, кто впадал в отчаяние – единицы.
– Никто психологически не сломался?
– Не в нашей эскадрилье. Ну, может один или два человека, И эти случаи вполне понятны. На самом деле все зависело от вашей удачи. Один из наших экипажей дважды сильно потрепали немецкие истребители. Я себе это очень хорошо представляю. После такой переделки, да еще если вас ранят, то вы поневоле станете нервным, начнете в своих мыслях обращаться к Богу.