– Раз уж затронули тему ПСС, нельзя не вспомнить сообщения СМИ, в которых говорилось об отказах экипажей вертолетов вылетать на такие задания из-за чрезмерного риска.
– Нет, такого никогда не было. Это все выдумки тех людей, которые хотели преподнести нашу авиацию в черном цвете. Конечно, если ставилась задача – лети без всякой подготовки, то командиры принимали решение, давали время сначала подготовиться, а уж потом выполнять ту или иную задачу.
– Сколько боевых вылетов за время АТО выполнила армейская авиация? Можно ли выделить периоды наиболее напряженной работы?
– Могу сказать, что в целом мы совершили больше 8000 боевых вылетов с общим налетом около 8000 ч.
Начало АТО было очень нагруженным. Экипажи вылетали в 4 утра, прилетали в полночь. Очень напряженно мы работали во время боев за Славянск, Саур-Могилу: и по высадке десантов, и по их забору, и по эвакуации раненых.
В целом, работа была серьезная и ежедневная. Порой экипажам доводилось выполнять до шести вылетов вдень. Были дни, когда больше работали Ми-24, были – когда Ми-8. Однако если взять общий учет налета, то особой разницы между месяцами нет. Спад произошел только в сентябре, после Минских договоренностей. Сейчас наши экипажи выполняют в несколько раз меньше вылетов по сравнению с напряженными периодами.
– Таким образом, существующее мнение, что после 4 июня, когда из строя были выведены сразу три вертолета, количество боевых вылетов армейской авиации существенно уменьшилось, не соответствует действительности. В некоторых публикациях даже утверждалось, что вертолеты вообще перестали летать на боевое применение…
– Я бы не сказал, что перестали. Просто стали правильнее планировать и ставить задачи и выполнять их. Мы ушли от постановок задач в воздухе, как это практиковалось ранее. В воздухе можно ставить задачи, если, скажем, четко определены несколько целей. Летчик заранее по ним подготовился, тогда ему все понятно, его можно перенацелить, приказать – летишь не на первую цель, а на вторую или третью. Перенацеливание таким образом происходит эффективно.
Совсем другое дело, когда даны координаты цели, ты вводишь их в GPS, а потом оказывается, что противник находится в 150 км от этого места. Так задачу ставить нельзя. Я был категорически против таких постановок задач в воздухе. Руководство меня поддержало, и мы ушли от этого. Стали экипажам ставить задачи непосредственно перед вылетом. Например, надо выполнить вылет высокой скрытности или сложности. Вышестоящий начальник ставит задачу мне, я вызываю экипаж, ставлю ему задачу, мы обсуждаем, как это лучше сделать. Когда экипаж готов, я иду, докладываю о готовности. Если следовал вопрос, как полетите, старался уйти от ответа. Какая вам разница, как мы полетим. Главное, что цель будет достигнута.
Летчику обязательно надо дать время на подготовку к вылету. Тогда он чувствует уверенность в своих действиях. Например, одному летчику предстояло выполнить сложное задание – забрать десант в районе Саур-Могилы. Мы поставили задачу. Он слетал, забрал, привез. Для меня было важно понять его ощущения. Спрашиваю: «Как ты там прошел? Как тебе удалось сделать так, чтобы никаких проблем не было?». Он отвечает: «Товарищ генерал, так я же подготовился!»
Наши летчики летают хорошо. Они научились самостоятельно принимать решения. Делают это грамотно, не ждут дополнительных команд. Напрймер, если погода не позволяла, мы садились на вынужденные, пережидали, потом дальше летели. Сегодня летчик почувствовал, что он хозяин положения, и если все делать правильно, то это всегда приводит к положительным результатам.
– Какие средства поражения применяла армейская авиация?
– Средства поражения использовали штатные. Прежде всего, это неуправляемые ракеты С-8, боеприпасы 30-мм и 23-мм пушек, а также 12,7-мм пулеметов.
– А тяжелые НАР и противотанковые управляемые ракеты комплекса «Штурм»?
– Ракеты С-24 и С-13 не использовали. «Штурм» применяли, когда была поставлена задача по поражению так называемого бронепоезда. Рассчитывая использовать очень развитую на Донбассе железнодорожную сеть, сепаратисты соорудили состав из усиленных стальными листами «пульманов» с прорезанными бойницами. Была поставлена задача по его поражению. Экипаж тщательно подготовился, пришел в заданный район, обнаружил цель и с висения выполнил пуски. «Бронепоезд» был поражен. Существует видео, свидетельствующее о попаданиях. Их оказалось достаточно, чтобы сепаратисты отказались от использования «бронепоезда». Вероятно, они поняли, что эта цель слишком уязвимая.
Ми-24 атакует неуправляемыми ракетами С-8
– Расскажите, пожалуйста, об особенностях противника и его ПВО.
– Прежде всего, надо отметить отсутствие четкой линии фронта. Противник мог быть где угодно. Это очень затрудняло выработку тактики действий. Нам приходилось летать над своей территорией, как над чужой. Было очень много диверсионных и тому подобных групп, которые могли использовать ПЗРК в любой точке, как на передовой, где непосредственно шли боевые действия, так и в нашем тылу.
Первые потери от ПВО противника мы понесли 2 мая, когда из ПЗРК были сбиты сразу два Ми-24. Обстрелу подвергся и Ми-8, который прибыл для проведения поисково-спасательных работ. Причем, сепаратисты это сделали не в отместку за что-либо. Наши экипажи в то время летали, прикрывали, но атаки только имитировали и огонь ни разу не открывали. Фактически с этого момента для нас и началась война. Хотя еще 25 апреля в Краматорске на земле уничтожили Ми-8, но тогда обошлось без жертв, а само событие можно было посчитать одиночным терактом. Теперь же стало очевидным, что по нам стреляют, нас сбивают и надо предпринимать ответные меры. Стали огрызаться. Началось боевое применение со значительным количеством вылетов.
Как правило, противник применял против нас переносные или перевозимые зенитные средства. При отсутствии четкой линии фронта это еще больше усложняло ситуацию. Нет места сколько-нибудь долговременного расположения позиций ПВО, которое можно было бы выявить и указать экипажам. Все эти средства мобильные, постоянно переезжают. Именно это сыграло свою роль, когда во время июньского перемирия сбили борт полковника Белкина. Славянск тогда был занят сепаратистами, вертолеты над ним не летали, экипаж взлетел, уходил от города и был сбит над своей территорией. Из любой машины мог выйти человек и пустить ракету ПЗРК.
Надо отметить, что до сих пор нет доказательств применения сепаратистами «Стрел», захваченных на территории Украины. Из того, что удалось у них захватить, мы видели «Иглы», причем самые современные. Нам привозили в штаб АТО трофейные ящики с недавно произведенными «Иглами», которых не могло быть на вооружении в Украине. Однозначно их завезли на Донбасс с той стороны границы – откуда иначе у шахтеров может взяться «Игла», а тем более «Верба» или «Панцирь». Говорить, что это все сумели организовать сепаратисты, не имеет смысла. Создать из ничего такие силы ПВО попросту невозможно.
Применяли против нас все. Были и «Вербы», и «Панцирь». Есть предположение, что экипаж Бирюка сбили именно ракетой «Панциря». С ведомого вертолета велась видеофиксация полета. Эта запись показывает, что такой силы взрыв не характерен для ПЗРК. Облако взрыва полностью закрыло вертолет, и шансов на спасение у экипажа не оставалось. Если на современной «Игле-С» масса взрывчатого вещества боевой части 1,2 кг, то на «Панцире» – 5,5 кг. Да и след от полета ракеты указывает на «Панцирь».
Фактически мы столкнулись с испытаниями новейших средств ПВО по реальным целям и живым людям, то есть по нам. Ведь пустить ракету по мишени – это одно дело, а по настоящему вертолету – совсем другое.
– Какие основные проблемы возникли в ходе АТО и как они решались?
– Прежде всего, к таким проблемам надо отнести средства защиты вертолетов. Нам пообещали, что на все наши машины будут установлены современные средства защиты, в том числе те, что уже есть на вооружении в Украине. После первых потерь к нам на аэродром прилетал начальник Генерального штаба. Когда он поинтересовался нашими проблемами, мы с командиром бригады однозначно ответили – нужны средства защиты. Цена такой системы для одного вертолета составляет около двух миллионов гривен. «Все, я деньги даю. Устанавливайте», – заверил нас начальник Генштаба. После этого прошло уже почти полгода, но, кроме пяти комплектов, которые для нас закупили «Украинские вертолеты», больше ничего не установили.