- Так точно, товарищ генерал. Конь как душа - покорми и трогай не спеша.
- Я тебе дам не спеша... - погрозил Доватор.
Шли уже четвертые сутки после начала операции. Буран стих. На просеках танки грузно давили толстый слой снега. Бездорожье задерживало их движение, и они начали отставать. На заболоченных местах приходилось делать гати и строить мосты. Вьюги снова сменились морозами. В голубом небе тонко курилось синеватое зарево. Конница, дробя белые горбатые сугробы, все шла и шла, останавливаясь лишь на короткий ночлег. Лагерь растягивался тогда на много километров вдоль просек и лесных дорог. Несмотря на усталость, кавалеристы, поблескивая клинками, звонко секли застывший на морозе кустарник и ветками кормили измученных коней. Иногда слышались смех, шутки и приглушенные, бодрящие душу песни.
Между деревьями ходили патрули, выискивая нарушителей маскировки, пытавшихся втихомолку развести костерок. Ругаясь беспощадно, они тут же затаптывали дымящиеся головешки.
- Да ты что, приказа не знаешь? - напирал Торба на Шаповаленко.
- Да я же у кусте, - оправдывался Филипп Афанасьевич.
- Смотри, як бы там голова не осталась. Не чуешь, немец летает, как коршун, заглядывает под каждое дерево? Клюнет носом, вот тогда будешь знать!
- Нос его до мене еще не дорос. Дам винта, воткнется в землю. Кончилось его згаление, бомбить, як дурней, - храбрился бывалый солдат. Не пужай!
Над лесом нудно гундосил мотором "костыль". Иногда он нахально вывертывал боковой вираж, и, пролетая над самыми верхушками деревьев, летчик высовывался из кабины, щупая глазами лесные тропки. Тогда дежурный зенитчик не выдерживал и вспарывал обнаженные плоскости хлесткой очередью бронебойных пуль. Самолет, вспыхнув черным дымом, со свистом скользил вниз и с протяжным гулом вламывался в чащу леса.
- У-ух! - раздавались кругом горячие, восторженные голоса, а недавний нарушитель порядка торжествовал больше всех.
- Бачили? А вин пужае! Вин мене поучае! - рассуждал Шаповаленко. Учила божа монашка христьянству сатану, а вин ее в грех ввел, ось як! А я не монах, сидеть без горячей та скоромной пищи не можу.
Разгромив с налету немецкий гарнизон в Терехове, Доватор остановил корпус для короткой передышки. Дивизия Атланова, шедшая в головной колонне, сосредоточилась в районе восточней Загорья, дивизия Медникова северо-западнее Румяницы, штаб корпуса и резервная дивизия полковника Тавлиева остановилась в лесах Московского государственного заповедника.
Разведка Кушнарева по заданию Доватора действовала в направлении Сафониха - Онуфриево. Выйдя в район Загорье, разведчики, захватив пленного, возвращались обратно и неожиданно наткнулись на колонну немецких войск. Крупная часть с массой артиллерии и автомашин двигалась в направлении Сафониха, а туда же под прикрытием полка Осипова только что прошли танкисты Иртышева.
Гитлеровцы двигались по свежему, только что протоптанному нашими танками следу. Спешившись, Кушнарев приказал коноводам отвести лошадей глубже в лес, а сам, затаившись с Бусловым в кустах, стал наблюдать и записывать. Колонна уже двигалась больше часа. Кушнарев дважды посылал Доватору донесения, но оба раза посыльные возвращались ни с чем. Поток вражеской пехоты и техники шел непрерывно.
Кушнарев начал беспокоиться. Из рук уходил удобный случай для внезапного нападения и разгрома колонны. Тревога его усиливалась еще тем, что он насчитал свыше сорока орудий, не менее тридцати тяжелых минометов, огромный обоз и более четырех тысяч человек пехоты. Колонна пересекла маршрут корпуса и отрезала передовой отряд. Имея громадное численное превосходство, противник, развернувшись, мог ударить кавалерийскому полку в тыл. Кушнарев посылал в штаб головного отряда тревожные предупреждающие записки, но разведчики и туда не могли пробиться. С Горнева на Сафониху дорога тоже была забита противником. Кушнарев сам оказался запертым между двумя вражескими колоннами и не мог предупредить командование. Захватив пленного, он стал собирать сведения. Косясь на притихшего "языка" и подбирая немецкие слова, он спрашивал:
- Что за часть?
- Не знаю, - немец пожимал плечами и самым глупейшим образом добавлял: - Гитлер капут. Гут Москау...
С момента прорыва в "языках" недостатка не было. Солдаты, вкусившие русской зимы, сдавались охотно. Попав в плен, они откровенно радовались. Недаром впоследствии германское командование ввело в войсках отличительный знак. На борт мундира пришивалась желтого цвета ленточка. Это означало! "Доблестно перезимовал".