Забежав в учебный кабинет, я с радостью заметил, что Адмиралова пока ещё нет. Обычно он приходит секунда в секунду с началом занятий. Если у кого-то «хватило наглости» опоздать, то ему лучше вообще не приходить. Моральное уничтожение путём вызова к доске обеспечено.
— Серый, я погибаю, — прошептал мне Швабрин, вешая на спинку стула свою серый пиджак.
Внешне ни по нему, ни по Боре Чумакову нельзя сказать, что выходные они провели весело. Видимо, как опытные воины, они закончили употреблять вечером, а не под утро.
— А кто вам виноват, что вы меры не знаете? — спросил я.
— Да ты бы знал, какую рыбу с Дальнего Востока нам передали вчера! Мы её запекли, картошечки нажарили, лучок замариновали… — вспоминал вчерашний день Ваня, а у меня в этот момент в животе заурчало.
Утром торопился и ничего не съел, хотя Вера предлагала и даже приготовила мои любимые сырники.
— Вкуснотища, Серый, — добавил Боря, сощурившись от головной боли.
— Еда едой, а вот запивали вы чем? — спросил я.
Мои товарищи переглянулись и поняли, что поддержки в моём лице им не найти.
— Родин, мог бы хоть немного посочувствовать. Как ты его воспитывал в училище, Вань? — тяжело улыбнулся Чумаков.
— Он сам так воспитан, Борь, — похлопал меня по плечу Швабрин.
Весь разговор был слышен остальным слушателям. И если всем было не до воскресного дня Швабрина и Чумакова, то Морозов не мог пройти мимо этого. Он в прямом смысле, прошёл рядом с нами и сел позади меня.
— Удивляюсь тебе, Швабрин. Как ты курсантов учил? — спросил Николай, расправив свои квадратные плечи.
— Прекрасно, Колясик. Но ты бы у меня самый любимый курсант бы был, — посмеялся Ваня.
— Это почему?
— Ты крепкий, — ответил я. — А в Белогорске на аэродроме такие нужны. Там постоянная проблема с выгребными ямами под туалет.
Рядом сидящие ребята негромко посмеялись. А Швабрин с Чумаковым не смогли этого сделать. Головная боль не давала им смеяться.
Морозов скривил лицо и недовольно хмыкнул.
— Не обижайся, Коль. Ты же вечно пытаешься выпендриться и нас задеть. Мы тебе и отвечаем. Давай уже жить дружно? — спросил я и протянул ему руку.
Николай «ответил» тем, что картинно уткнулся в конспекты. Не получается у нас с ним сосуществовать.
— Всем доброе утречко! — медленно зашёл в кабинет Глеб Артакович.
Трудно сказать, сколько ему лет, раз он начинал летать ещё в годы Гражданской войны. Выглядел он неплохо. Пускай на голове сильная проплешина среди немногочисленных седых волос, а лицо и руки покрыты морщинами, но голос у него ровный, движения быстрые, а ум светлый. Для преподавателя по «Динамике полёта» большего и не надо.
Даже будучи уже гражданским человеком, не перестаю удивляться, как некоторые преподаватели держат марку в общении со взрослыми обучаемыми. Ведь любой из нас мог бы послать Глеба Артаковича, но ему удаётся держать всю аудиторию в напряжении.
— Так, сизые вы мои голуби, проверил ваши работы и, как всегда, всем поставил «неудовлетворительно», — сказал Адмиралов и хлопнул по столу рукой.
В кабинете никакого гула негодования по этому поводу, поскольку это стандартная оценка у Глеба Артаковича. За всё время только мне удалось получить пару троек. Про них я узнал при личной беседе с Адмираловым.
— Хочу вам вот что сказать. Не самые вы плохие ученики.
— И это, после того, как он в прошлый раз назвал меня «камнем», — шепнул мне Ваня.
Адмиралов продолжил рассказывать о том, насколько важно знать динамику полёта любого из самолётов и вертолётов. Затем перешёл к рассмотрению особенностей устойчивости и управляемости МиГ-25. Старичок, одетый в серую жилетку поверх белой рубашки, прохаживался между рядами.
В руках он держал макет перехватчика МиГ-25 и показывая особенности его поведения на критических режимах.
— Вы должны понять, что МиГ-25 и МиГ-31 — это перехватчики. Высший пилотаж, сложнейшие фигуры оставьте Т-10 и МиГ-29, — отмахнулся Адмиралов. — Перехватчики начинают жить только в стратосфере и ближнем космосе. Ферштейн?
И мы все молча закивали.
— Морозов, ты меня понял? — спросил Адмиралов у Николая.
— Конечно, — весело ответил тот.
— Не вижу, голубь, — сурово произнёс Адмиралов. — Я читал отчёт каждого из вас о выполненном самостоятельном полёте.
Тут я вспомнил, что Адмиралов требует после каждого вылета без инструктора, писать отчёт. Именно писать, поскольку у некоторых есть большие проблемы с анализом полёта. На словах скажут, а на бумаге написать не выходит.
— А ты что нацарапал, Родин? Взлетел, испугался, сел? — съехидничал Морозов за моей спиной.