На входе в приёмный покой меня встретили не так радостно, как на улице. Санитарка, полная женщина с противным голосом, взъелась на то, что с меня посыпалась пыль.
— Мусорит он тут! Вот дам тебе швабру, сам будешь убирать, — говорила она, хватая ведро с водой.
— Тётя Зоя, это ж лётчик. Они после грубой посадки в поле…
— Ох, как в поле? У Сметановки приземлились? — запереживала тётя Зоя, чуть не уронив ведро.
— Между Сметановкой и Вороновкой, — сказал я, слегка выпячивая грудь от гордости.
— Ох, да и хорошо, что так. А то, дача у меня в Орловке, а дед мой несколько делянок там, на полях посадил. Вот хорошо, что так сел. Не побил урожай.
Вот кому, что! Тут еле жив остался, а тётя Зоя за огород переживала. Хорошо, хоть не расстроили старушку.
— Кто у нас тут такой? — из кабинета дежурного врача вышел преклонного возраста мужчина, чмокающий языком.
— Виктор Анатольевич, курсанта привезли. Может его в терапию? — спросила блондиночка. Теперь понятно, с какого она отделения. Послушаем, что скажет вторая.
— Саша, зачем в терапию? Мне вот врач в нашей травматологии сказал, что он к нам поступит, — потянула меня за руку голубоглазая пышечка. — Может ему сначала помыться, Виктор Анатольевич? А то и жарко, и грязный он какой весь…
— Да, конечно. Только в терапии горячая вода всегда и ванную новую поставили…
— Милочки, Маша и Саша, сначала осмотр. Проходи, мил человек.
Врач напомнил мне доктора Айболита из мультика. Так же ходит, медленно перебирая ногами. Старый, седой и с бородкой.
Осмотр у Виктора Анатольевича превратился в прохождение ВЛК. То тут спросит, болит или нет, то там. Говоришь ему, что здоров, а он знай себе, смотрит во все щели. Только не заставил ещё штаны снять. Было бы интересно посмотреть, как я буду раздеваться под очередной радио-концерт на «Маяке».
«И с полей уносится печаль, из души уходит прочь тревога…», — звучал в динамике приёмника «Йошкар-Ола» Лев Валерьянович со своим хитом.
— Девочки, а как там генерал Крутов? С ним всё хорошо? — спросил я.
— В реанимации. Состояние не знаем, — ответила Маша.
Я предположил, что Крутову в полёте стало плохо с сердцем. Для лётчика это означает конец лётной карьеры, но главное, что мы с ним выжили, а остальное приложится.
— Да знаем. Там операцию назначили сразу. Вроде с сердцем что-то…, — продолжила Саша, но доктор попросил о тишине.
— Идёт осмотр. Теперь, мил человек, как у вас самочувствие? — спросил он, осматривая мне уши. — Почему вы весь в песке. Вы с пляжа к нам?
— С поля, доктор. Я…
— Так вы работали в поле! Вот помню, как в своё время пахали мы целину…
— Виктор Анатольевич, ну давайте уже в какое-нибудь отделение, — причитала Саша.
Победила в этой делёжке терапия. Это и правильно, раз нет у меня повреждений и травм. Посмотрят, проверят и обратно в училище.
Стоя под горячим душем, я снова прокрутил в голове весь полёт и заход на посадку. Руки до сих пор тряслись от напряжения, которое спадало не так быстро, как бы мне хотелось.
Комбез пришлось постирать и упросить Петровну, сестру хозяйку, его где-то повесить. Выдали мне коричневое больничное одеяние и затёртые тапки. Так как с собой белья у меня не было, выдали и черные трусы-парашюты.
— Стирай и давай сюда. На, вместо твоей, — сказала сестра-хозяйка, протягивая мне болотного цвета майку. — И смотри у меня с голым торсом не ходить. Нечего мне девок завлекать! — предостерегла меня Петровна. Тут как тут снова эта Саша со своими услугами.
— Оставь, я сама высушу и поглажу. Тебе отдохнуть надо. Это ж какой стресс! — продолжала причитать медсестра, выдёргивая у меня постиранный комбинезон.
— Сашка, ты мне смотри! Знаю я тебя! — пригрозила Петровна девушке.
Ну и хорошо, заслужил ты Серый немного заботы. Только бы девочка не перешла к более откровенным подкатам.
Внутри палата ничем не отличалась от той, где мы чуть больше месяца назад посещали Виталика после пожара. Просторное помещение, крашенные до уровня носа стены и побеленные потолки. В палате, помимо меня, оказалось ещё трое. Один был, судя по внешнему виду, пенсионер. Лежит в больших очках и читает выпуск «Роман-газеты». Зелёная обложка с фотографией мужика с собакой на крыльце дома. А номер этот, видимо, посвящён писателю Юрию Казакову. Не читал его произведений, если честно. Ещё двое оказались солдатами. Коротко стриженные и весело что-то обсуждающие.
— О, новенький. Закурить есть, боец? — с наездом сказал сидевший ко мне спиной солдат. Попытался показаться сильно служивым этот салага. По одному только его виду понятно, что весной призвался.