Швабрин, молча, стал закрывать термос и надевать на голову фуражку.
— И как его на зама комэска ставят, Фёдорович? — спросил Костян.
— Он переводится куда-то. Говорят в ГДР. Уже спит и видит, какие там можно побрякушки купить западные. Давайте собираться.
Гости на нашем чаепитии не закончились. Теперь мы лицезрели появление Валентиновича, который вообще не знает дороги на спортгородок. Как он говорит: лётчик и бег — это разные дистанции.
— Иван, давай заканчивай и на построение пацанов, — сказал Новиков, закуривая сигарету.
Отправив нас вперёд, Швабрин остался побеседовать с командиром звена. Содержание мы уже не слышали, поскольку всеми мыслями стремились быстрее построиться, пока не закончилось действие чудо-пудры у ребят.
Построение было объявлено перед штабом эскадрильи. Как обычно в это время дня предварительной подготовки у нас начинается «пеший по лётному». Каждый инструктор со своей группой отрабатывает завтрашние полётные задания.
Сегодня мы должны были ещё походить в составе звена. Пока ждали выхода из штаба Реброва, Новиков дал нам пару установок на будущие групповые полёты.
— Комэска задерживается пока, поэтому, немного о групповой слётанности. Я с Родиным в паре, Иван Фёдорович — с Рыжовым, — сказал Валентинович, выйдя перед строем вместе с другими командирами звеньев. — Следующий вылет — со мной Курков, с инструктором — Бардин. Согласны. И это был не вопрос, а утверждение. Сейчас на асфальте ещё походим.
Из дверей штаба показался Ребров, поправляющий фуражку на голове.
Что-то не нравится мне выражение его лица. Вольфрамович выглядел уставшим и недовольным. Кажется, сейчас нас будут очень сильно наказывать.
— Все готовы к завтрашним полётам? — спросил он у своего заместителя, который начал докладывать ему по всей форме. — Это хорошо.
— Мероприятия дня предварительной подготовки выполнены, — доложил заместитель.
— И на том спасибо, — сказал Вольфрамович, медленно поворачиваясь к нам. — Кто из вас, птеродактили вы мои, скажет, что произошло в субботу вечером?
Глава 6
Главное теперь, чтобы все стояли смирно и не издали и звука. Сейчас комэска начнёт давить, мол «все обо всём знают», «чистосердечное признание облегчит наши страдания», «обещаю, вас не накажут» и так далее.
— Чего молчим? — спокойно спросил Ребров. — Постоянный состав свободен, курсанты на месте.
В течение пары минут инструктора разошлись, оставив нас одних. Швабрин решил отойти в курилку, но Ребров не дал ему там присесть.
— Иван Фёдорович, на отдых, — настойчиво сказал Ребров нашему инструктору.
После ещё одной паузы, Ребров подошёл ближе к нам, всматриваясь в глаза. Шёл он медленно, пытаясь найти себе жертву. Потом начнёт давить на этого курсанта, в надежде, что у того сдадут нервы. Все так командиры делают.
— Я повторяю вопрос, что было в субботу вечером? — и остановился Ребров напротив Васи. — Басолбасов, бубновый туз ты мой, что знаешь про субботу?
Ох, и удачно попал Ребров! Как знал! Может и знает старый чёрт, да пока не говорит.
— В субботу… в субботу я смотрел «Экипаж», товарищ подполковник, — промямлил Басолбасов, вызвав отдельные смешки в строю.
— Тихо там! — рявкнул Ребров. — Ладно. Пойдём дальше. О, Бардин! А чего это у тебя на лице? — обратился комэска к Костяну, который скрывался в третьем ряду.
Пудра, видимо, начала сходить. Да и при рассмотрении вблизи заметно её применение.
— Это против прыщей. Мне отец прислал. Очень помогает. Могу поделиться, — чётко произнёс Костян.
— Я тебе устрою, прыщи! Ходатайствовать буду, чтоб тебя в Сибирь отправили служить. Будешь там деревья в лесу белить. Их там много. Родин, что ты скажешь? — подошёл Ребров ко мне.
— Я был у Рыжова дома, — почти не солгав, сказал я и добавил для правдоподобности: — со своей девушкой.
— А почему не у девушки дома? Тебе больше с ней нечем заняться, как по гостям ходить?
— Товарищ подполковник, я к ней потом зашёл, чтобы…
— Без подробностей, — махнул на меня рукой Ребров и снова встал перед нами на середину строя. — Была драка в субботу. Драка! Патруль доложил об этом. В ней принимали участие курсанты. И раз уж я к вам сейчас обращаюсь, то не трудно догадаться, из какой эскадрильи их опознали. Чего опять молчите, камбалы сушёные?