— Савелич, мы всё равно расскажем. Сначала Бажаняну, а потом и особисту. Иначе наш комиссар особого отдела будет иметь виды на нас всех. Он уже Гаврюка и Родина держит на карандаше, — сказал Гнетов, на что Гусько попробовал что-то возразить. — Это не обсуждается, Евгений Савельевич.
Разочарованный тем, что придётся согласиться с мнением большинства, Гусько откинул голову назад и прикрыл глаза.
Следующий день мы провели в различных допросах, разборах завалов в комнате отдыха на КДП и помощи своим однополчанам в наведении порядка. Полёты, само собой, пока были приостановлены, а в Шинданд прибыло большое начальство во главе с самим командующим 40й армией, или по-другому ограниченным контингентом советских войск в Афганистане, генерал-лейтенантом Ткачом Борисом Ивановичем.
Темноволосый, тучный и очень дотошный человек. Основной упор он делал на обустройство частей в Афганистане.
— Я много раз говорил, и буду говорить! — ругался Ткач, проходя по разбитым дорогам в жилом городке и указывая на недостроенные модули. — Солдата нужно одеть, обуть, накормить и только потом требовать. Что вам неясно, товарищ начальник тыла?
Стоявший рядом с ним огромного размера полковник, похожий на разбухшую мочалку, кивнул и продолжил рассказывать очередные «сказки» о большой работе тыла.
— Ты мне прекрати это! Я генералу Хрекову верю, — сказал Ткач, пройдя мимо нас, когда вкапывали очередной частокол из бомботары. — Кто такие? — спросил Ткач у Гусько.
— 236й истребительный полк из Осмона, товарищ командующий, — выпрямился Савельевич. — Майор Гусько, заместитель командира по политической части.
— Замполит-строитель? Всё видел, но такое впервые, — сказал Ткач. — Лётчик?
— Так точно.
Взгляд у командующего был таким, что он сейчас готов был вырвать из рук Гусько молоток и отдать его тыловику.
— У нас лётчиков много, да полковник? Живее здесь нужно строить всё и людей заселять, — пригрозил пальцем генерал, и делегация пошла дальше.
— А пойдёмте, товарищ генерал в столовую. Я вам и покажу, что жалобы были преувеличением, — весело предложил тыловик.
Как я понял, ничего у нас в питании не поменяется. Сейчас генерала покормят, как в ресторане «Метрополь» и скажут, что так кормят всех. Борису Ивановичу бы пообщаться с солдатами, которые выживают здесь.
Вечером следующего дня, когда уже было достаточно позднее время для бесед, к нам пришёл сам Хреков в сопровождении Бажаняна и командира штурмовиков. Чтобы все были в курсе, к нам набились в палатку вертолётчики и лётчики Су-25х. Генерал хотел переговорить со всеми сразу, чтобы не было сарафанного радио. Вместить такое количество народа было очень тяжело, поэтому пришлось задействовать и второй ярус кроватей.
— Так, циркачи, по итогам предварительного разбирательства сделали вывод, что имела место быть диверсия. Толковая и очень результативная, как показали итоги осмотра аэродрома, — подытожил генерал, присаживаясь на табуретку, но его резко остановил Гусько.
— Нет! Это очень хрупкий стул, — сказал Савельевич, выдирая из-под задницы генерала табурет. — Вот этот будет более надёжный, — предложил он стоявший рядом.
— А с чего он решил, что этот выдержит? С него вчера Гнетов шандарахнулся, — шепнул мне на ухо Марк.
— Сложно починить? Или образование не позволяет? — грубо сказал генерал, на что Гусько ответить было нечего. — Теперь по тебе, Григорий Максимович. Сегодня мы послушали ваше донесение. Сразу скажу, что бред полнейший и не соответствующий мыслям командования.
— Разрешите уточнить… — поднялся со своего места Гнётов, но генерал не дал ему продолжить.
— Не разрешаю, но уточню. Какой к чёрту предатель? В каких рядах? Вы уверены, что этот покойный афганский товарищ именно это сказал? — спросил Хреков, и я встал со своего места.
Слово, которое я не смог сразу перевести, означало предатель. Афганец намекал, что предатель среди нас — советских. Своего бы предателя он назвал шайтаном и добавил что-то из Корана.
— Товарищ генерал, я отчётливо слышал всё, что говорил этот афганец. Переводил тоже я…
— Ну, вот и два балла тебе за перевод! — крикнул Хреков, показывая мне жестом, чтобы я сел. — Забудьте этот бред на смертном одре. Теперь к делу.
Генерал рассказал, что под афганскими самолётами были установлены мины с часовым механизмом. В назначенное время они начали взрываться. Одновременно с этим заработали установки РСЗО.
— Откуда-то у этих ребят появились реактивные установки Тип-63 на УАЗах или просто на колёсной базе, — сказал Хреков, покачиваясь на стуле.