— Это Восток, мои дорогие. Без ста грамм… — сказал он и опрокинул внутрь стопку самогона. — Без ста грамм не разберёшься.
Странный вывод от нашего замполита, но он всегда имел на всё свою теорию.
— Савелич, а ты чего там строчишь? — спросил Гаврюк, заметив, что Гусько продолжил писать.
— Помогаю командиру подвиги ваши сочинять. Член Военного Совета прислал телеграмму, чтобы списки на поощрения готовили. Командир хочет всех наградить. А, самым лучшим образом знаете кого? — улыбнулся Гусько.
Первая мысль у меня была про Марика. С таким выражением лица Евгений Савельевич только о нём мог говорить.
— Барсова, что ли? — усмехнулся Валера.
— Очень смешно, — скривил лицо Марик, начищая свои ботинки.
— Ну, его тоже. А вообще, у нас есть кое-кто с представлением на Героя Советского Союза! — поднял большой палец вверх Евгений Савельевич.
Кого именно подают на столь высокую награду, мы узнали только на вечерних посиделках в курилке. Наш комэска Буянов по всем параметрам был одобрен вышестоящим начальством.
В представлении указали и его катапультирование, и бой с духами, и больше 400 вылетов. Когда он успел столько налетать, я так и не понял. Иван Гаврилович и сам был в шоке, когда ему назвали такую цифру.
— Я после 250ти перестал полёты на сопровождение записывать. Только на удары по наземным целям, — сказал он, попивая горячий чай в беседке.
— Гаврилыч, не скромничай. Пока ты Героя не получишь, никто у тебя в эскадрилье дальше ордена «Красного Знамени» не продвинется, — улыбнулся Томин.
— Так, командир, может тогда вам пора Героя получать? — улыбнулся Бажанян. — Я мамой клянусь, готов голосовать.
— Мне главное, чтоб все домой вернулись. Это лучше награды, — сказал командир. — Я спать, а вы не задерживайтесь. Завтра ещё работать.
Пожелав всем доброй ночи, Валерий Алексеевич пошёл в свой отдельный вагончик.
— Устал, Алексеевич. Отдохнуть ему надо, — заметил Гусько.
Вот тут с замполитом невозможно не согласиться. Все устали и хотят домой.
Следующий день оказался солнечный, как никогда. Утром на постановке командир предупредил, чтобы никто из нас не рисковал при ударах по наземным объектам. Штурмовики и вертолётчики вышли на перекур, а Валерий Алексеевич решил ещё сказать нам пару слов.
— Ребя, я предупреждаю. Достаточно на наш полк пришлось тяжёлых задач за эту войну, — с серьёзным видом сказал Томин. — Никаких сверхкрутых манёвров! Родин и Гаврюк, вас это в первую очередь касается!
— Товарищ командир, так мы… — попробовал объясниться Гаврюк, но Томин не дал ему договорить.
— Вот я тебя и Родина знаю! Постоянно рядом с вашими задницами приключения вертятся!
— А я всегда знал, что эти двое магнит геморроев, — вставил свою умную фразочку Гнётов.
— Григорий Максимович, ну вы слишком категорично отзываетесь о своих товарищах. Хорошие они ребята, зато у нас с вами нет таких болезней в пятых точках, — улыбнулся Гусько.
— За всех не говори, Евгений Савельевич. Мамой клянусь, в санаторий поеду в отпуске к себе в Ереван, — заявил Бажанян, посматривая в окно.
— Ладно, я про подвиги предупредил. Чтобы были сосредоточенными и внимательными. Кто летит на прикрытие, иранцев не трогать. Не геройствовать! — постучал по столу Томин.
— Товарищ командир, у нас пока только один претендент на звёздочку, — заметил Гусько, кивнув в сторону Буянова.
— Савельевич, не завидуй. Мне теперь до конца жизни на митинги, уроки мужества и остальные мероприятия по твоей партийно-воспитательной линии ходить, — недовольно сказал Иван Гаврилович.
— А ничего в этом плохого нет! Детей полюбишь… ой, вслух сказал! — приложил руку ко рту Томин.
По классу пробежали мелкие смешки, но Буянов грозно на всех глянул. Конечно, подкол со стороны командира мог бы оказаться чересчур грубым. При первом взгляде на Гавриловича я подумал, что он сейчас со всеми потрохами съест Менделя — зятька. Посидел секунду комэска, подумал и начал улыбаться.
— Это вы все моей пенсии завидуете. Вам ещё всем служить и служить, а я на даче буду розы выращивать, — мечтательно заявил Буянов. — Зятёк, помогать будешь! — громко сказал комэска Менделю, который всеми силами пытался не попасться на глаза Буянову.
Хорошо, что Гаврилович спокойно иронизирует на тему подобной ситуации. Для советского общества ситуация с отношениями Алёны и Паши выглядит вульгарной и неприемлемой. А там как уж две женщины поделят этого красавца Менделя неизвестно.
Я шёл по коридору на улицу, чтобы посидеть на свежем воздухе, как со спины меня позвал Гнётов.