— Ага, Сергей Сергеевич, — закивал Бубко.
— Ладно, пойду на митинг, — похлопал я его по плечу и направился к перрону.
Пока мы вчетвером собрались, я выслушал длительную перепалку между Менделем и Барсовым. Как же Марик и не будет подкалывать нашего «бракодела» Пашу⁈
— Слушай, так как теперь ты будешь их посещать? Надо большой дом строить и каждой комнату отводить, — предлагал решение сложившейся проблемы Марк. — Ну, на Востоке это нормально — многожёнство.
С нашей зарплатой — сомневаюсь. Хотя, лётный состав в денежном отношении не сильно обделён. Я вспомнил, что за Афган у меня на книжке, которая здесь в Союзе у бабы Нади, должны были скопиться неплохие деньги для нынешних лет. Всё же, платили двойной оклад. Плюс чеки Внешпосылторга.
— Ты задолбал, Барсов! Я тебя когда-нибудь очень сильно и аккуратно побью, понял? — сказал Паша и ускорился вперёд.
— Ты чего его достаёшь? — спросил я у Марка.
Гнётов не участвовал в нашей беседе. Он до сих пор был в каком-то ином измерении и раздумьях по поводу дальнейшей службы.
— Ой, ты вот не начинай, Сергий Радостный! — скривился Марик.
— Радонежский, балбес! — поправил я его.
— Не вижу разницы, — усмехнулся Барсов, укладывая рукой свои светлые волосы. — Пускай не расслабляется, а то у него были мысли напроситься на перевод в отдалённый уголок и без семьи туда поехать.
— Как будто это решит его ситуацию, — сказал я. — Ему нужно принять факт отцовства и заботиться о детях. Подадут на развод? Значит, так тому и быть.
— Серый, вот ты вообще не соображаешь, что Менделю кранты? — тихо сказал Марик, подойдя ближе. — Вспомни, как было после Беленко. Выявляли всех, у кого бельишко в шкафу обосранное есть. Чуть что-то не так, сразу палки в колёса по всем фронтам службы.
Есть истина в его словах. Не помню, насколько были большие репрессии после угона МиГ-25. Многим этот случай сломал карьеру.
— Так ты Марик тоже в этой группе, — сказал я. — Твой аморальный облик знаком всем не понаслышке.
— Мне просто не везёт в любви. Но сейчас, чувствую, что попрёт. Женюсь скоро, но не знаю на ком, — развёл руками Барсов. — Максимыч, а вы что думаете? — спросил он у Гнётова.
— Думаю, что это конец карьеры, — ответил зам. комэска.
Марик покачал головой и покрутил у виска пальцем, показывая мне отношение к состоянию Гнётова. И правда, совсем потерянный стал майор.
К перрону подрулил Ан-12. По сценарию, сейчас своих родных у рампы самолёта встретят пришедшие семьи. После будет митинг, важные слова и мы разойдёмся по своим домам.
Марик похвастался, что сегодня же съедет на квартиру в город. К кому не уточнял, но он предвкушал приятный вечер. Сказал, что сильно изголодался по острым ощущениям.
Из грузовой кабины начали выходить наши техники, штабные работники и другие военнослужащие из подразделений обеспечения. Скопление людей, которые пришли встретить своих родных с войны никакое оцепление уже сдержать не могло. Да и не пытались.
Радостные крики, слёзы, объятия — всё вперемешку и выглядит естественно. Никакой постановки. Вот те самые эмоции, которые передать невозможно ни на фотографии, ни в кино.
Нельзя заставить жену на публику рыдать взахлёб, когда она не видела своего мужа почти год, а узнав, что он попал под обстрел, ждала весточку. Теперь он раненый, но живой стоит и обнимает её, опираясь на трость.
Как можно описать или показать на экране сурового мужчину, который ещё ни разу не видел своего ребёнка. А теперь он держит его трясущимися от волнения руками. Старается изо всех сил сдерживать слезу и не закричать от счастья.
А можно ли описать тяжесть на душе офицера в потёртой куртке, чей ребёнок не может узнать в нём своего отца? Малыш пытается сделать шаг, но его останавливает что-то. Но вот прошло несколько минут и малыш, неуклюже, но делает шаг навстречу своему отцу и взмывает над землёй, подбрасываемый на сильных руках родителя.
Марик нежно обнимался с какой-то девушкой в бежевом пальто и сером берете. Гнётов шёл под руку со своей супругой и держал на руках сына. Мендель стоял и о чём-то говорил своей жене, которая поправляла его форму, покачивая коляску с ребёнком.
В этот момент я ощутил то самое одиночество. Да, в мои годы быть сентиментальным уже поздно. Но смотря на этих людей, хочется, чтобы кто-то также подошёл к тебе и поздравил с возвращением домой.
— Родин, — позвал меня знакомый голос со спины.
Повернувшись, я увидел перед собой Бажаняна в парадной форме.