— Думаю, в Союзе решат, что с нами делать, — сказал я.
— В этом ты прав. Не мне разбираться с вами, но если хочешь, выскажу своё мнение, — сказал полковник и расписался во всех документах.
— Это необязательно, — ответил я.
— Но я всё же скажу, — поднял он на меня глаза. — Вы теперь с чёрной меткой. Каждый из вас. Не знаю, что там действительно произошло и кто виноват, но доверия к вашей группе теперь никакого.
С этими словами он собрал все бумаги и протянул их мне.
В Ан-12 продолжали загружаться техники. Сумки, рюкзаки, чемоданы, ящики с запасным имуществом и принадлежностями — всё нужно забирать с собой.
На стоянке нас готовили к предстоящему вылету. Заглушки сняты, кабина открыта, стремянка приставлена. Я выполнял осмотр, а Дубок всё равно находился рядом.
— Елисеевич, ты на самолёт не опоздаешь? — спросил я, когда закончил с обходом самолёта.
— Как же я тебя оставлю? Конфету надо дать на дорожку, — сказал Дубок и достал из кармана две конфеты. — Крайние.
— Ты прям рассчитал, чтоб к концу командировки всё закончилось, — улыбнулся я и стал надевать шлем.
— Рано улетаем, — выдохнул Дубок, наблюдая, как я осматриваю маску.
— Нет. Мы своё дело здесь сделали. Пора домой, — ответил я. — Всё здесь закончилось.
— Знаешь, а я вот чувствую, что всё только начинается, — сказал Елисеевич и пошёл к стремянке вместе со мной.
Не стал он меня сегодня усаживать в кабину. Всё-таки болит рука и я уже не такой лёгкий.
— Янтарь, 107й, группе запуск, — запросил Гнётов в эфир, как только я подсоединился к радиостанции.
— 107й, запуск разрешил, — ответил ему руководитель полётами.
Очередной цикл запуска двигателя, проверка оборудования и параметров. Фонарь кабины закрыл. Разрешение на руление от РП получил.
— 107й, 117му, — запросил я.
— Ответил.
— Проход с кем в паре будете делать? — задал я вопрос.
— Эм… — задумчиво в эфир сказал Гнётов.
А про прощальный проход над полосой все позабыли!
— Янтарь, 107му. Разрешите после взлёта над полосой проход. Прошу разрешение всей группой, — запросил Гнётов.
Это интересно! Нас четверо, так что звеном будет смотреться красиво.
— 107й, разрешил проход. Сбор на петле и далее группой не ниже 100 метров проход, — ответил нам руководитель полётами.
Первая пара Гнётова и Менделя вырулила на исполнительный. За ними по готовности будем взлетать мы с Барсовым.
— 107му, группой по одному по отрыву, взлёт разрешил, — дал команду РП и Гнётов тут же включил форсаж.
Через несколько секунд уже и я мчался по полосе, поднимая носовое колесо, а затем и основные стойки шасси. Разворот вправо и вижу впереди, как собираются в пару два самолёта.
— Разрешите пристроиться слева, — запросил Мендель и получил разрешение.
Я продолжал выполнять разворот и одновременно подходить ближе к Паше.
— 117й, слева на месте, — доложил я.
Прошло несколько секунд, и рядом со мной появился Марик.
— 118й, слева на месте, — доложил он.
— Разворот вправо, крен 45, и рааз! — дал команду Гнетов, и мы пошли разворачиваться в сторону аэродрому.
Вот он Шинданд. Вокруг пустыня, кишлаки и где-то на западе отдельные горные хребты. Полоса перед нами и время уже снижаться до расчётной высоты.
— Занимаем 100, — дал команду Гнётов.
Но снижаться стали ещё ниже. Аккуратно, как будто пытаемся погладить полосу.
— Выравниваем. Обороты 90%, — подсказал нам Гнётов.
Проходим ближний привод и вот он аэродром, который мы сегодня покидаем. Нескоро здесь сядут очередные МиГ-21. Возможно, мы последние, кто летал здесь на легендарных «балалайках».
Красивый проход и не менее красивое покачивание с крыла на крыло от нашего ведущего.
Далее выполнили роспуск и заняли курс на Бокайды. Как обычно, сначала там дозаправка, а потом ещё немного долететь до Осмона.
Высота большая, но даже отсюда видны те самые горы хребтов Гиндукуш и Паропамиз. Красивое зрелище, но сколько жизней забрали эти каменистые исполины?
Приближалась речка Амударья, а за ней и граница Советского Союза. С трепетом и немного неуверенно, Гнётов выдал в эфир заветную для многих фразу.
— 12107й, группой из четырёх единиц пересекаю границу Союза Советских Социалистических Республик.
Глава 3
Голоса группы руководства полётами своего аэродрома нельзя спутать с другими. После столь длительной командировки, уникальную интонацию, ударения в словах или съедания последних букв слышать очень приятно. На душе становится теплее.