– Однако я жива, и мы собрали много интересных сведений.
– Вот как? Расскажете?
– Боюсь, они секретны. – Эбигейл натянула дежурную улыбку, обидно услышать, что выглядит она не очень.
– Но не для меня!
Они присели на диванчик.
Цесаревич не отпускал руки Эби.
– Душа моя, я страдал, зная, в какой вы опасности!
– Ваше сиятельство, право, моя скромная персона не стоит вашего внимания.
– А вы не скромничайте, мое золото! Покажите же роскошную академию, ваше царство. Мне не терпится увидеть все воочию!
Директриса не нашла что возразить, да и ей было необходимо проверить владения.
Она устроила царевичу экскурсию по школе: заглянули в кабинет во время занятия, послушали профессора Аронакса, прошлись по коридорам, осмотрели общий зал и библиотеку, отобедали в гостиной Эбигейл и отправились к ангарам.
Погода смягчилась, позволяя насладиться прогулкой. На удивление, Октавиан Август оказался приятным собеседником, искренне интересовался успехами и сложностями авиации, изъявил желание посидеть в кабине истребителя и в целом восхищался проделанной графиней работой.
Он даже перестал сыпать высокопарными заявлениями о том, как страдает без нее, и Эбигейл потеряла бдительность. Перед отъездом царевич захотел проводить графиню обратно в ее покои.
– Нет, мне следует вас проводить, ваше высочество.
– Почему мы до сих пор так официальны? Называйте меня Октавиан.
Эбигейл сделала реверанс, а когда они очутились в гостиной, предложила:
– Может быть, чаю?
– Лучше что-нибудь покрепче.
Царевич устроился на диване, а Эбигейл разлила по бокалам янтарный напиток. Она подала хрустальный фужер цесаревичу, но не присела рядом. Даже зная, к чему он клонит, сложно увильнуть. Неосознанно она качнула бедрами, и вслед качнулась длинная тяжелая юбка.
– Эбигейл, меня восхищает ваша смелость. Клянусь, я сходил с ума, когда мне сообщили, что с вами приключилось.
– Право же, ваша светлость…
– Октавиан! Эбигейл, я ведь просил! – Он вскочил и приблизился к ней. – Только о вас я и могу думать. Сегодняшний день, проведенный с вами, был волшебным. Он требует восхитительного продолжения. Да и мне хочется, чтобы он не заканчивался.
Эби сглотнула и попятилась. Царевич не так силен, как Томас. Если что, она бы смогла отбиться. Но что он сделает с ней потом – за неподчинение? Октавиан Август казался сладострастным и хрупким юношей, впечатлительным и ранимым. Золотые кудри обрамляли красивое голубоглазое лицо.
Эбигейл вспомнился злой темно-синий взгляд Томаса. Сердце защемило. Даже сейчас он лез к ней в голову.
– Октавиан, я не могу пополнить ряды ваших фавориток. Я нужна здесь, в академии. Завтра выезжать за новыми самолетами, – соврала она, чтобы объяснить отлучку в Винтервью.
– А сегодня можно позволить себе расслабиться. – Он резко схватил ее за руку и притянул к себе. Но движения тотчас стали нежными: цесаревич мягко поглаживал ее бледное запястье, склонился к шее.
Эбигейл подумала, что, если позовет на помощь, сюда мигом сбежится охрана, приставленная Биеном.
– Я мог бы вас заставить. – Октавиан залпом выпил содержимое своего бокала и подтолкнул другой фужер к ее губам, чтобы Эби сделала глоток. – Но так ведь совсем не интересно. Вы захотите сама. Мне нужно ваше желание. – Он отстранился и схватил бутылку, снова наполнил бокалы. Продолжил: – Меня завораживает целеустремленность и бесстрашие, ум и непосредственность. Вы бесценный союзник и соблазнительная муза. Вы сводите меня с ума. – Осушив еще один бокал, Октавиан опять приблизился.
От крепкого напитка у Эби закружилась голова, она почувствовала слабость в ногах. Томас ненавидел алкоголь, да и графиня была непривычна к спиртному, хотя хранила крепкие напитки для гостей.
Она не верила речам цесаревича и уже побаивалась юношу. Хотя ее поражало, как откровенно он говорит о чувствах. Томас никогда не позволял себе таких признаний – даже добиваясь расположения графини впервые.
– Октавиан, мне кажется, вы устали. Давайте я прикажу подготовить комнаты, чтобы вы смогли отдохнуть перед обратной дорогой.
– Почему вы жестоки ко мне, Эбигейл? – Он помрачнел. – Если я и останусь в замке, то лишь в вашей постели. Изволите меня пригласить?
– Ваша милость, вы пьяны. Вам нужно поспать, – настаивала Эбигейл.
Царевич потянул ее к диванчику, продолжая поглаживать руку. Молодые люди присели, его бархатистые губы заскользили по обнаженному плечу, по шее. Он шептал ей что-то на ухо, но Эбигейл не могла разобрать слов. Касания были такими чуткими, невесомыми, цесаревич красив и сентиментален. Его дыхание распаляло. Что, если поддаться? Проявить слабость?..