…Даже менее наблюдательному человеку, чем Ибн Сина, не могло не броситься а глаза, что- жизнь в Джурджане была для большинства населения такой же трудной и тяжелой, как и в других княжествах Азии. Большие налоги, полный произвол сильного над слабым, полуголодное крестьянство — все это он встречал повсеместно.
Как же должно быть устроено общество, чтобы люди жили хорошо и счастливо, не бедствовали, пользовались правами и свободой и не поедали друг друга, как волки?» — думал ученый, но не находил ответа на мучившие его вопросы.
Он вспоминал историю древней Греции с ее давно отошедшими в прошлое демократиями. Но и тогда одни люди пользовались властью, богатством, всеми благами мира, а другие работали на них и голодали. Платон видел идеал общественного устройства в отмене личной собственности для правителей и воинов, в общности имущества и жен, в общественном воспитании детей. Но основой его системы было все же рабовладение. Бесправные рабы должны были работать на это общество. Аристотель тоже оправдывал рабство, считал его необходимым для домашней и общественной жизни, ибо, по его словам, без рабов граждане не могли бы пользоваться досугом, необходимым для развития их добродетелей. И для Аристотеля, для этого великого ученого, человек, обращенный в рабство, являлся лишь вещью, собственностью хозяина. Такое же отношение осталось и до этих дней. Но только ли рабам жилось трудно и плохо в античном и в современном Ибн Сине мире? Ученому не раз приходила на ум мысль, что вряд ли можно считать преступлением, когда народ восстает против жестоких и несправедливых порядков.
«А как было бы хорошо, если бы народ сам выбирал своего правителя!» — думал Ибн Сина. В идеальном государстве, о котором он иногда позволял себе мечтать, правитель обязательно должен был бы быть выбранным всем народом. Об этом Абу-Али думал, об этом он несколько позже писал.
В Джурджане никому бы и в голову не пришло, что можно выбрать правителя. Возможность заменить старого тирана молодым, несколько более мягким сыном султана, казалась пределом мечтании.
Абу-Али внимательно приглядывался к новому властителю и чувствовал, что новый султан Джурджана так же чужд ему, как и народу. Он не знал, как поведет себя Манучехр в отношении султана Махмуда, не выдаст ли его, может быть, даже и не предупреждая. Осторожность заставила Абу-Али уехать на время из Джурджана в соседнюю область Дихистан.[42]
Но здесь ученого поджидал более опасный враг, чем все местные эмиры, — малярия. Впервые Абу-Али серьезно захворал, впервые на самом себе он смог испытать, что такое лихорадка, каковы ее симптомы, какова периодичность припадков, какие изменения создает она во внутренних органах, как повышается температура тела. Впоследствии он воспользуется своими впечатлениями в большой работе «О лихорадках».
Болезнь заставила Ибн Сину вернуться в Джур-джан.
Султан Манучехр никаких шагов к тому, чтобы выдать ученого султану Махмуду, пока что не предпринимал, и Абу-Али спокойно мог жить и работать в Джурджане.
После отъезда из Хорезма прошло всего год-пол-тора, а пережито и перевидано было столько, что хватило бы на все десять.
Едва стало известно, что Абу-Али вернулся и прочно поселился в Джурджане, сразу же около него появились ученики и валом повалили пациенты. Один из учеников — Абу-Убейд ал-Джузджани, которого звали Абдул-Вахид, так привязался к Ибн Сине, что до конца жизни ученого остался его верным и неизменным другом и спутником.
Абдул-Вахид был человеком, жадно тянущимся к знаниям, толковым, точным и аккуратным, хотя и не блиставшим никакими особенными талантами. Он прожил с Абу-Али около двадцати пяти лет, не став выдающимся философом, врачом, математиком или химиком. И вместе с тем имя его осталось в истории мировой культуры, так как он наблюдал жизнь учителя и продолжил начатую Ибн Синой, а потом заброшенную им автобиографию. Его записи явились первоисточником сведений о великом ученом, точным хотя, может быть, и недостаточно подробным документом.
Именно от Абдул-Вахида мы узнали, что в Джурджане проживал один богатый человек, почитатель Ибн Сины, любитель наук — Абу-Мухаммад аш-Ширази. Он купил для ученого дом по соседству со своим и уговорил его там поселиться.
Предназначенный для Ибн Сины дом стоял в глубине довольно большого сада, отгороженного от улицы глухой стеной. Окна и двери просторной, светлой постройки выходили на широкую террасу, обращенную в сад. Вокруг бассейна росли насаженные заботливым хозяином цветы, а высокий старый чинар давал прохладу даже в самые жаркие дни. Покой и тишина царили кругом. Ученый сразу почувствовал, что здесь будет хорошо и спокойно работать.