Выбрать главу

И хотел господь покарать всех вас великой карой, но я пал перед ним на колени и молил: «Боже святой! Правда, что полнится земля мерзостями дел их, и поклонились они тому, что создали сами. Но смилуйся… Не возноси гнева на людей, коих сам вывел из земли терпения. Не ты ли клялся собою и говорил: „Умножу ваше племя, и станет вас как звезд на небе, и дам вам всю землю, чтоб владели ею вовек“, — а теперь хочешь истребить весь народ? Отпусти им грех, а нет, так вычеркни меня из книги, в которую вписал мое имя!»

Так говорил я истинному, и смилостивился он на мои слова и сказал: «Не выкину имени твоего из книги моей, ибо лишь тех, кто грешен передо мною, вычеркиваю навек. Но греха этих людей не забуду, и придет день, когда накажу их за жертву тельцу. Теперь же скажи им так: клялся я Аврааму, Исааку и Иакову, глаголя: „Семени вашему дам землю сию“, — и сдержу свое слово. И разве не принялся я уже за дело? Разве не вывел вас из рабства? Разве не перевел через Чермное море, как посуху? Разве не сделал вам в Мере воду сладкой, и не послал вам манны с небес, и не дал в Хориве напиться из скалы? Повсюду был я с вами, и десница моя ровняла вам путь. А вы? Как повернулся у вас язык хулить мое имя? О, прогневили вы меня тем до предела, и не хочу я больше идти с вами Идите одни!»

И люди слушали эти слова Моисея, и плакали в своей траурной одежде, и молили Моисея снова привлечь к ним милость бога. Страшно оставаться одним в пустыне без божьей опеки… Кто поведет? Кто даст перепелов? Кому принести жертву?

А Моисей стоял перед ними гневный и строгий, и уста его были камень, и сердце как скала. Спокойно смотрел он на плач и вопли людей, словно говоря самому себе: что такое слезы и рыдания и даже самая жизнь людей перед великой целью, к которой веду я это стадо?

А когда стало потише, он снова начал:

— «Нет! Не пойду я с тобой, Израиль, ибо слишком высоко несешь свою голову. Не пойду я с тобой, Израиль, чтобы не убить тебя в гневе. Но не хочу и оставить тебя в жертву врагу и в жертву пустыне. А потому посылаю ангела моего пред тобой, и он изгонит Хананея, и Аморея, и Хетея, и Ферезея, и Гергесея, и Евея, и Евусея и введет тебя в землю, где текут молоко и мед».

Люди вздохнули свободнее — все же хоть ангел бога пойдет с ними через пустыню и будет помогать им. А Моисей продолжал:

— И возблагодарил я господа, говоря: «Благодарю тебя, всесильный, от имени народа твоего за ангела, проводника невидимого. Но выслушай меня: не поставишь ли ты перед Израилем и видимого проводника, ибо уже не слушают меня люди и преступают слово мое. Не хочу я власти, хочу покоя…» И ответил мне господь: «Знай, что тебя знаю я лучше всех. И только тебе могу поручить вести мой народ, и тебе пусть он повинуется, ибо через тебя покажу я ещё и не такую свою силу…»

А я ответил на то господу: «Милостивый! Ты говоришь, что я обрел твою благодать. Коли так, яви же мне твою славу, покажи мне твое лицо, чтобы я увидел его и рассказал Израилю, ибо не желает Израиль верить в невидимого бога». А господь сказал мне на то (тут голос Моисея взлетел ввысь, а рассеянные в толпе левиты зашептали: «Слушайте… слушайте!..»), господь сказал мне на то: «Мое лицо не можешь увидеть ни ты, ни кто другой из смертных. Кто увидит мое лицо — умрет. Но чтобы ты знал мою силу, слушай: есть у меня место на святой горе и там стань на камне. И положу я тебя в расселину того камня и накрою рукой, когда пройду мимо. А потом подниму руку, и увидишь мой зад. Лицо же мое не явится тебе…»

Вздох пронесся над сонмом, и молитвенное настроение освятило души. Сладко было чувствовать себя подданными такого сильного, такого могущественного бога, что даже пророку он может показать только зад… О, лишь бы не изменять ему, исполнять его завет, а уж он сумеет покорить всех врагов!

А Моисей, передохнув, продолжал:

— Видишь ли ты хоть теперь, Израиль, что тяжел твой грех? Кто хотел видеть лицо бога, когда мне, даже мне господь не может показать его?.. Но милостив вождь наш и велик! И это он повелел мне сделать святыню, которую видели бы ваши глаза, обнимали бы ваши руки, целовали бы уста ваши. Израиль, Израиль!.. Ты уже имел бы святыню, не согреши ты так тяжко, ибо там, на горе, написал бог свои заповеди на скрижалях из камня, и это была бы твоя святыня. Но я разбил скрижали в гневе, увидя грех людей и не зная, простит ли его господь. Теперь же должен буду снова идти на гору и пробыть там еще сорок дней и сорок ночей, не вкушая хлеба и не омочив губ водою, пока не напишу на новых скрижалях божьи слова. А потом, когда вернусь, сделаем золотой ковчег, как расскажет мне бог. И положим туда те скрижали, и будет это дело рук господних идти перед нами, перед всем сонмом, словно сам господь.

На этом Моисей закончил и отпустил народ. Успокоенные, с просветленными душами расходились люди по кущам, тихо переговариваясь о неисповедимых путях господних.

А на другой день Моисея уже снова не стало. Такая неутомимость изумляла людей, и они могли объяснить ее лишь божьим благословением.

IX

И как сказал, пробыл Моисей на горе сорок дней и сорок ночей, но теперь уже люди точно, наперед знали день возвращения и были спокойны. Да и как не быть им спокойными, когда в каждой семье вспоминали убитого либо изувеченного. Еще текла кровь из ран, еще сжимались сердца мужчин и причитали женщины, одетые в траур. И может быть, не одно проклятье подавлено было страхом и не сорвалось с губ: глухо, неслышно вылетало оно из смертельно-оскорбленного сердца посреди тихой ночи в пустыне и бесследно исчезало, как слеза в песке, как спугнутая, упавшая с неба звездочка. И может быть, не раз скрежетали зубы, сжимались руки и угрожающе дрожали в воздухе, но то было только по ночам, только по ночам… Днем никто ничего не видал и не слышал.

А на сорок первый день снова увидели все Моисея сходящим с горы со святынею в руках. И оттого, что удостоился он видеть господа, лицо его светилось так нестерпимо, что невозможно было людям смотреть на него — ну просто как солнце! И снова все в экстазе, в благоговейном восторге упали на колени. Аарон же и князья сонма просили Моисея опустить покров на лицо, потому что не в силах человеческий взор вынести сияние славы. И Моисей опустил покров на лицо и только тогда приблизился к народу и заговорил:

— О Израиль, Израиль!.. Видишь ли ты хоть теперь безумство своих желаний? Что же было бы, яви и впрямь господь простым людям лицо славы, лицо гнева, лицо высшей благодати? Нет, не завидуйте тем, у кого бог перед глазами, — не истинны те боги, все они — дело рук человеческих. Только наш бог истинный, ибо не может глаз видеть его лицо, но лишь славу его дел. Вот его завет, переписанный мною слово за словом.

И Моисей поднял высоко над головой каменные скрижали и так поворачивался во все стороны, чтобы видно было всем.

— Вот скрижали заповедей! Вот святыня твоя, Израиль! Я писал так, как повелел господь, и потому это не дело людских рук, а дело премудрости божией.

Слушайте, люди, слушайте!.. Показал мне бог на горе образец святого ковчега, который надлежит нам сделать. Славное и премудрое начинание показал мне господь, это не то что ваш глупый телец! Собственными глазами видел я святыню, которую хочет подарить нам всевышний, и образ этот несу теперь на устах моих в уши и сердца ваши. Слушай, Израиль, как сказал мне господь, слушай и не пропусти ни одного слова!

«Сделай ковчег из негниющего дерева в два с половиной локтя длины, полтора локтя ширины и полтора высоты. И обложи его чистым золотом изнутри и снаружи. И сделай для него венец из витого золота и наложи поверх ковчега. Потом вылей кольца из витого золота и укрепи их по два с каждой стороны внизу. И сделай из негниющего дерева шесты, и позолоти чистым золотом, и вложи в кольца, и укрепи, чтобы не шатались они там. И крышку для ковчега сделай из чистого золота, а на ней двух литых херувимов — одного по одну сторону, другого по другую, лицом друг к другу, чтобы они распростерли крылья над покоем очищения, а глаза устремили бы на ковчег. А когда все это будет готово, сложишь в ковчег скрижали мои, накроешь крышкой, и возглаголю я к тебе с того места меж двумя херувимами. И что скажу оттуда, то да услышит мой народ». Слышишь, Израиль? Слышишь славу святыни твоей, которая превыше всех языческих святынь и славнее всех дел рук человеческих?