“- Не хотите - не надо”, - с таким же равнодушием ответила она, берясь за молнию и потянув ее вверх. И вдруг, как будто бы до нее только лишь дошел смысл его предложения, инстинктивно вжалась в спинку кресла: “О каком таком душевном единении Вы можете говорить? Вы... да Вы мне омерзительны”, - с ненавистью в голосе прошипела она. “Вы врываетесь в чужую жизнь, говорите мне всякие гадости про человека, который, которого...”, - она просто задыхалась от ярости. Но было похоже, что она несколько переигрывает, до конца не решаясь, какую линию поведения ей занять: решительно оттолкнуть нежданного гостя или пока не пороть горячку.
“- Душа моя, ну простите Вы меня - старого идиота! У меня вот тут красненькое - будете?”, - засуетился Ефим Матвеевич, дрожащими руками вынимая из потрепанного портфеля бутылку отличного бордо. Из посланца потустороннего мира он в мгновение ока обратился просто в мелкого, перепуганного ее истерикой человечка, этакого мелкого беса.
“- Ну давайте, вино вижу хорошее”, - Александра поднялась, взяла стаканы, и стоя вполоборота к нему, спросила: “Теперь мне можно включить свет? А то неудобно же так вино разливать”, - с усмешкой сказала она, чувствуя, как ее постепенно отпускает внутреннее напряжение. Ефим Матвеевич был прав - она неплохо видела в темноте, но ей захотелось включить свет, чтобы рассеялось это ощущение мрачной таинственности и интимности.
“- Конечно, Вы же здесь хозяйка, зачем спрашивать? А насчет штопора не беспокойтесь, я уже открыл. Присядете здесь, рядом со мной”, - искательно попросил он, утратив последние демонические нотки в голосе. “Вот только шторы задерну, если не возражаете”, - спросил он, вставая с покряхтываньем из глубокого, мягкого кресла. Задернув шторы, он проворно обернулся к ней и, не пролив ни капли, ловко разлил вино по бокалам. Благородный рубиновый цвет играл на всех гранях, вкус вина был изыскан и выдержан.
“- А Вы знаете толк в винах, Ефим Матвеевич”, - с ноткой игривости в голосе произнесла она, заложив ногу на ногу. “Так что Вы там говорили о подруге Ваших последних дней?” Казалось, она готова всесторонне рассмотреть его заманчивое предложение.
“- Мне нужна женщина умная, благородная, со вкусом, которая сумеет с толком распорядиться неожиданно выпавшим на мою долю огромным состоянием. Не обидев моих собственных детей, конечно, но способная позаботиться и о своих. Ведь у Вас сыновья?” В ответ на ее кивок он продолжил: “Двое сыновей! Видите, как щедр был к Вашему супругу Господь. Почему только он не сумел этого оценить? Расстаться с такой женщиной - верх глупости!”, - осуждающе покачивая головой, произнес он, доливая еще вина в их бокалы.
“- Если Вы уж так много обо мне знаете, могли бы навести справки и о причине нашего развода. Я сама во всем виновата. Любая другая женщина на моем месте просто закрыла бы глаза на эту пустяковую интрижку - ведь по-человечески все очень понятно. Беременная женщина, большую часть времени вынужденная проводить в постели, никакого секса в течение почти целого года. Кому это дано выдержать? Так что зря я конечно тогда на него сорвалась... Ну ладно - дело прошлое. Так Вы про сыновей говорили, продолжайте, пожалуйста”, - блестя своими слегка на выкате карими глазами с поволокой, попросила она. “Мне что-то жарко, я с Вашего позволения переоденусь”, - сказала она, и не дождавшись ответа, нетвердой походкой встала и стала рыться в дорожной сумке. Потом зашла в ванную и сменила шерстяное платье на молнии на легкий шелковый костюм, выгодно подчеркнувший ее стройные ноги и удачно скрывший живот. Свои платиновые, до плеч, волосы она забрала в хвост, открыв высокую, изящную шею.
“- Вам очень идет этот костюм, Алекс ”, - глядя на нее восхищенным взором, проговорил гость. Помолчав немного, он пригубил вина и продолжил: “Я всегда мечтал о сыне, но у меня только одна дочь. Когда я сказал “дети”, то имел в виду дочь с зятем. Я к нему, сироте при живых родителях - алкоголиках, всегда относился как к родному сыну. Это я его с моей девочкой познакомил, когда она еще была школьницей, а он блестящим студентом-математиком. Обоих их на ноги поставил - институт, квартира, машина. С внуками моя Роза - покойница сидела как нянька. А как она ушла, царствие ей Небесное, дети оставили меня здесь одного умирать. Но я не злопамятен, ни в коем случае! Так что Вы должны будете мне твердо пообещать, что их не обидите, когда меня не станет”. - На щеках старого человека, съежившегося в кресле до размеров гнома, блеснули слезы.