На самом деле вездесущей консьержки Гали на месте не оказалось, металлические офисные шторки в ее каморке под лестницей - весьма просторной и благоустроенной - были плотно закрыты. Саша с еле сдерживаемым вздохом облегчения проникла в собственный подъезд, в который раз усмехаясь про себя по поводу собственной закомплексованности и какого-то генетического, пришедшего из далекого советского детства, страха быть разоблаченной в чем-то аморальном этими “маленькими людьми”, на самом деле очень даже значительными, так как именно от их, не подвергающейся обычной логике, решения, зависело удастся ли тебе пройти в те или иные врата. С этим непреходящим чувством скованности она, изрядно повозившись с замком, наконец-то открыла дверь в свою квартиру. Замок разболтался, и она давно уже просила Витьку им помочь (слесаря ей вызывать не хотелось, так как его пришлось бы ждать неопределенно долгое время, а нее все было расписано по минутам, особенно в эти последние недели), но все что-то не складывалось. Михаил, напротив, похоже, чувствовал себя совершенно свободно в ее доме и без стеснения разглядывал обстановку, задавая ей вопросы и что-то все время комментируя по ходу. Ей сразу показалось, что в ее просторной квартире стало меньше воздуха, наверное, сказывалась привычка к многолетней уже одинокой жизни, да и вообще она с трудом воспринимала других взрослых людей, пытающихся войти в ее личное пространство. Там было место только ее детям.
В качестве прелюдии Саша уже было собралась накормить гостя не то поздним обедом, не то ранним ужином, накрывая на стол, она напевала какой-то навязчивый мотивчик из детской передачи, под которую они обычно с детьми завтракали, собираясь в школу. Как ей казалось, это правильный порядок событий - нельзя же вот так с порога тащить человека в койку? Тем более, что за время прогулки они успели изрядно проголодаться. Пока она собирала на стол, Михаил в ее кабинете просматривал афишу: они решили, что неплохо было бы сходить сегодня или завтра в кино или на фотовыставку. Ее порадовало, когда он сказал, что увлекается фотографией - как-никак дополнительные точки соприкосновения. Он что-то крикнул ей из кабинета, она не расслышала за шумом воды и кипящего на сковородке масла и попросила подойти к ней. Двигался он почти бесшумно, так что Саша не расслышала, как он вошел и обнял ее сзади за талию.
“- Саш, кончай ты с этим возиться! Я больше не могу сдерживаться”, - прошептал он ей на ухо, развернув ее к себе и целуя в ямочку над ключицей.
“- Да, сейчас, ой пусти - давай я хоть плиту выключу”, - заводясь от его желания, сказала она, но тут как нельзя более некстати раздалась требовательная трель звонка. Выругавшись, она вытерла руки о фартук (генетическая вещь - так всегда делали и ее мама, и покойная бабушка) и поспешила открыть. Судя по повторным трелям, это был кто-то свой, причем уверенный в том, что она дома и непременно откроет. Неужели дети вернулись так рано? Что могло случиться? На пороге стоял ... Витька с какими-то коробочками и инструментами в руках. Одет он был по-домашнему, в некое подобие спортивных трусов и майку-алкоголичку.
“- Саша, привет!”, - громогласно приветствовал ее Витька, по сложившемуся у них обыкновению он называл мать лучшего школьного друга по имени и на “ты”.
“- Привет, Вить. Замок решил починить? Давай может отложим э-э на пару дней, а то у меня гости”, - повысив голос, предложила она. Но было уже поздно - Витька уже вошел в прихожую и увидев в проеме кухонной двери сидящего за накрытым столом Михаила, с преувеличенной любезностью поздоровался с ним.
“- Ну, как скажешь. Хотя, может все-таки сделать уже наконец? А то в один прекрасный день он сломается, и Костик с мелким в квартиру попасть не смогут. А на неделе у меня времени опять не будет. Ты же знаешь - нам еще к ЕГЭ готовиться.” Такая настойчивость со стороны откровенного раздолбая Витьки показалась ей подозрительной. По всем ее представлениям, он должен был бы радостно откланяться и вернуться к своим компьютерным игрушкам или чату с виртуальными подружками, или пиву с чипсами. Ее представления о его одиноком досуге были более или менее верными. Однако, по их “железной” договоренности, Костика он в эти развлечения не допускал. По крайней мере, что касалось пива и откровенной порнухи.