“- Отчего же? Или Вам стало скучно здесь, Александра? Впереди нас ждет самое интересное - кабинет великого писателя.”
“ - И все-таки - может, мы как-то пройдем через оставшиеся залы по сокращенной программе?”, - повысив голос с нотками раздражения заметила она, поймав на себе уничтожающий взгляд старушки-экскурсовода.
“- Я вижу Ваша спутница утомлена. Мы сейчас входим в кабинет Льва Николаевича, и я должна обратить Ваше внимание на некоторые детали -а дальше Вы сможете завершить осмотр самостоятельно.”
Cаша, не в силах более выслушивать очередные историко-философские дебаты, отделилась от их приватной группы и стала рассматривать выставленные в кабинете под стеклом копии рукописей и фотографии “ходоков”, посещавших Толстого в его московской усадьбе. Ее привлекло групповое фото с молодыми людьми характерной внешности. Подпись гласила: “Представители молодежного сионистского движения, 1909 год”. Саша вглядывалась в лицо единственной в группе женщины с чувством смутного узнавания. В это время, как сквозь вату, до нее доносились отрывки оживленного диалога между экскурсоводшей и Ефимов Матвеевичем.
“- Толстой и еврейский вопрос - вещь запутанная, признайте Марья Сергевна!” (ух-ты, а наши голубки уже по имени отчеству, эко их зацепило!)
“- Вы правы, но антисемитом - как хотят его изобразить некоторые исследователи - он никогда не был. Лев Николаевич имел собственные взгляды - неодобрительные, это правда - на еврейскую исключительность. Для него прежде всего...”
“- Знаю-знаю: “Что значит слово “еврей”? Для меня оно совершенно непонятно. Я знаю только, что есть люди”. Извините великодушно, что перебил - взгляды графы на этот вопрос - как и впрочем на многое другое - туманны и противоречивы. Но заметим, он взял себе труд выучить древнееврейский и прочесть Талмуд - ту самую, по его же собственному высказыванию самую нелепую книгу, которая считается священной.”
“- Да, но не будем забывать, он также отмечал и то, что в Талмуде заключены величайшие из истин наряду с критикуемым им узконационалистическим учением о превосходстве одного народа над другими.”
“- Позвольте спросить”, - Ефим Матвеевич развернулся на каблуках и стоял, заложив руки за спину, пристально глядя на Александру, которая, в свою очередь, казалось, приросла к стенду с фотографиями “ходоков”. “Позвольте спросить, Марья Сергевна - а еврейских ходоков он у себя принимал?”
“-Да-да, насколько мне известно - после кишиневских и одесских погромов, когда после ряда статей, осуждающих это злодеяние с попустительства властей, к нему потянулись и евреи -многочисленные поклонники его идей. И сионистов он тоже у себя принимал - вот эту фотографию, которую разглядывает Ваша спутница - сняли как раз перед самым его отъездом в Ясную. С тех пор - с сентября 1909 года - он более не переступал порога усадьбы в Хамовниках. Так что это фото - вдвойне историческое. На нем снята группа известных деятелей сионистского движения. Молодая женщина в центре, как удалось установить сотрудникам музея, некая Софья Тарганская, в замужестве Болгаринова...” Саша покачнулась, схватилась рукой за угол выставочного кейса, стекло угрожающе задребезжало.
“- Что вы делаете? Кто Вам разрешил трогать экспонаты”, - взвилась Марья Сергевна, уже готовая растерзать припадочную посетительницу, но тут же осеклась - и теперь уже только переводила взгляд с лица г-жи Тарганской на побледневшее, покрывшееся испариной лицо Александры. “Господи Иисусе - какое поразительное сходство! Вы ... ее родственница, не так ли?”
“- Надо думать, что так. А можно ли как-то получить копию этого фото?”, - заискивающе попросил Ефим Матвеевич. “Может, музей его публиковал?”
“Э-э, не думаю, но могу уточнить. Впрочем, Вы и сами можете заказать с него копию - скажем, можете сослаться на то, что пишете исследовательскую работу - что-то вроде “Лев Толстой и еврейский вопрос.”
“- Спасибо Вам, Марья Сергевна, за интереснейшую экскурсию и добрый совет. Непременно воспользуемся. А сейчас, позвольте, мы Вас оставим”, - Ефим Матвеевич, сама любезность, раскланялся перед оторопевшей экскурсоводшей и вывел под ручку на воздух свою попутчицу. Они присели на ближайшую скамейку, Саша закурила, руки ее заметно дрожали.
“- Что Вы так разволновались? Вы же ее уже видели, и неоднократно. Признаю, фото весьма удачное - ее лицо четко вышло. Так что такое, Алекс?”