“- М-м как бы Вам это сказать - я вспомнила, как была тогда на приеме у графа, услышала его размеренную речь. Какие слова! Каждое - на вес золота. Поистине великий мыслитель, властитель дум. Как мелко это все, нынешнее.”
“- Ох какая Вы впечатлительная, однако! Ну да, “матерый человечище” - он им и был, учитель и все такое. Рад за Вас, не всякому такое дано. В смысле...”
“- Ефим Матвеевич, я решительно не пойму - когда Вы серьезно, а когда надо мной издеваетесь! Вы что - меня подкалываете - “не всякому выдалось?” Да уж слава Богу, что не всякому - а то не ровен час с ума свихнешься.”
“- Алекс, только скажите - и все немедленно прекратится”, - посерьезнев сказал он, приобняв ее за плечи. Саша не стала сопротивляться, а наоборот доверчиво прижалась и положила голову ему на плечо, как ребенок.
“- Я пока не готова - хочу выяснить, кто же все-таки был тем самым крымским убийцей. Не знаю почему - но мне кажется это важным.”
“- Алекс, не стоит тратить себя. Я вам и так могу рассказать, если пожелаете.” Она встрепенулась, сбросив его руку и отодвинувшись от него.
“-Да, конечно хочу! Рассказывайте же, не томите”, - нетерпеливо просила она, как просит капризное дитя продолжения интересной сказки, законченной на самом интересном месте строгой няней - блюстителем режима.
“- Извольте. Только не пожалейте потом”, - он с какой-то смесью нежности и строгости смотрел на нее из под густых, с проседью бровей. “Так вот, г-н N. - безутешный вдовец, на самом деле посещал тот дом терпимости, будучи мужчиной еще нестарым и со вполне простительными его полу и возрасту потребностями. Весьма порядочно с его стороны, надо заметить, так как в его доме проживала молодая гувернантка-англичанка, такая рыжая-прерыжая с бледной веснушчатой кожей, но премилая собой. Она после обвинительного приговора взяла заботы о детях на себя, а потом, после февральской революции, благодаря ее предвидению и британскому упорству, детей - тогда уже старших гимназистов - удалось вывезти в Англию.” Так вот эта самая Эмилия, того не желая, и послужила так сказать прообразом жертвы - та тоже была рыжеватая и белокожая, только лет на 10 помоложе, убитой только сравнялось 16. Но она была та еще - упокой Господи ее душу - стерва. Похоже, жертва изощренно издевалась над г-ном N., почувствовав в нем слабину. Так, у нее был покровитель - гражданский муж хозяйки борделя, по слухам, она и с хозяином состояла в близких отношениях. А деньги, что выманивала у своего влюбленного клиента на выкуп из борделя, собирала на побег за границу с любовником. Странные вы, женщины,существа, иногда такую дрянь полюбите - до самозабвения, до полного самоотречения!”
“- Можно подумать мужчины чем-то лучше. Это же страсть, Ефим Матвеевич, а она, по определению, слепа. Как, впрочем, и Фемида.”
“- Что ж, на том и сойдемся. Мне продолжать? Или Вы сами угадаете?”
“- Я попробую, а Вы меня поправьте, если что не так. Убита она была особенно зверским образом - избавлю нас обоих от известных по статьям из желтой прессы подробностей. Но такое мог совершить человек мало того, что изуверского склада, но еще и питавший лично по отношению к жертве ненависть. Так что я подумала - наверное убийцей все-таки была женщина. А то что она - позвольте эффемизм - изуродовала “орудия труда” жертвы, причем когда та еще была жива - говорит в пользу убийства из ревности. Далее следует логический вывод, что убийцей была хозяйка заведения или...”
“- Или английская гувернантка. Она, кстати, была спортсменкой и отличалась, по воспоминаниям своих же воспитанников, недюжинной для женщины силой. И это несмотря на деликатное воспитание и изящное телосложение.”
“- Так Вы хотите сказать, что мой прадед, постойте - он не мог не прийти к тем же выводам, при его уме и таланте! Но дело он проиграл. Судя по всему по причине собственного как бы это помягче - недостаточного усердия.”
“- Да чего же тут церемониться, Алекс - дело он это завалил. По причине весьма и весьма неблаговидной. Вот только доказательств тому нет никаких, кроме наших с Вами догадок. Он все же был профессионалом экстра класса. Когда бы не дневники Эмилии - впрочем, это уже совсем другая история.”
“- Так он что - ее пожалел? Или ... здесь что-то другое?”
“- Алекс, временами меня умиляет Ваша наивность. Как только удается сохранять такую чистоту? Не обижайтесь, Бога ради! Да Вы и впрямь как дитя. Прадед Ваш - а я ведь предупреждал, что такие экскурсы в прошлое чреваты - отчаянно нуждался в деньгах. Вспомните - он поигрывал, трое детей, которых надо выучить и поставить на ноги, опять же матримониальные планы. А тут ему предлагают круглую сумму, чтобы замять уголовное дело. Заметьте, как вспоминает Эмилия, Ю.О. сам на нее вышел и затеял этот разговор. Сказал, что обо всем догадался - о сжигавшей ее страсти, о мучительных отношениях на самой грани - Эмилия не без оснований полагала, что как только уступит притязаниям г-на N., то тут же утратит для него всяческий интерес. Но она заигралась и упустила момент - несчастный, находившийся к тому времени на грани помешательства от ее неуступчивости, попался в сети хитрого сутенера и его 16-летней протеже. Ваш прадед обо всем догадался, когда сравнил фото Эмилии и жертвы, увидел наряды юной провинциальной проститутки в странно- изысканном стиле - этакая чопорная учительница младших классов из порнофильма. Ну и потом - не забывайте - у них с подзащитным все-таки было много общего.”