“А что, если Ифтах станет воевать во главе гиладян, — подумал Наас, — такое ведь не исключено! Тогда, выходит, сын мой будет подозрителен на государственную измену как сердечный друг дочери вражеского полководца. С другой стороны, дружба молодых может изрядно пригодиться, ибо не только мечами, но и дипломатией войны решаются!”
Ввиду невозможности сделать точный прогноз, владыка Аммона решил до поры до времени не встревать в ход событий и ждать их развития.
Военные дела — не политические, и промедления не терпят. Поэтому Наас все больше и больше допекал соседа. Ночами отряжал на дело небольшие группы головорезов — пусть прикончат двух-трех гиладских стражей, спящих на посту. Разметать пастушьи шалаши, угнать стадо овец, завалить камнями речку, где враги поят скот — все эти подвиги записывали в свой актив аммонитяне.
Наас не терял времени даром и занимался серьезными приготовлениями к настоящим боям. Покупал и изготовлял оружие, тренировал солдат, сулил добычу командирам, распространял порочные слухи о будущем противнике, безмерно восхвалял свою страну, заново сочинял ее историю — короче, делал всё, что полагается делать умному царю, готовящемуся к большой кампании.
Для Нааса соблазн войны с Гиладом был велик до чрезвычайности. Противник ослаб. Который уж год не назначался там судья для управления народом. А где их полководец, надежный оборонитель и смелый завоеватель? “Неразумные иудеи изгнали Ифтаха, лучшего своего соплеменника, — думал Наас, потирая руки, — грех не воспользоваться глупостью завистливого и мстительного соседа!”
2
Мутный духовный хаос и опасный разброд мнений крепко обосновались в сердцах и головах обывателей Гилада. Но при этом мысль об избранничестве льстила почти всем гиладянам. Убеждение сие крепчайшей железной цепью приковывало тамошних иудеев к вере во Всевышнего — единственного, по Его утверждению, реального в мире Бога.
От проницательного Божьего ока не ускользали нерешительность, нестойкость, трусость, а то и корыстные измены некоторых из народа Его. Гиладского первосвященника чрезвычайно беспокоило охлаждение Всевышнего к иудеям, хотя такая перемена к худшему выглядела вполне обоснованной. И в самом деле: мало того, что избранники перестали заселять новые просторы Земли Обетованной, так еще и Гилад, когда-то завоеванный славными предками, а ныне развратившийся наполовину, того и гляди вернется в лоно языческого Аммона!
Среди аморфной массы жителей Гилада существовало ядро сравнительно надежных адептов Господа. К числу оных принадлежали братья Ифтаха, а также многочисленные длиннобородые ученики первосвященника. Сердцевину ядра являл собою крепкий, как кремень, сам первосвященник. В глубине души наставник полагал своих питомцев оравой бездарных начетчиков.
Нападения аммонитян на Гилад становились все настойчивее. До первосвященника доходили тревожные сведения о том, что Наас энергично вооружает свое войско. В воздухе повис тяжелый дух скорой войны. Первосвященник привык глядеть в лицо опасностям, не пряча голову под крыло.
“С очевидностью ясно мне, — размышлял учитель народа, — что в Гиладе никто не способен ни собрать, ни обучить боевую армию. Хотя имеются у нас люди храбрые и до войны охочие, однако сплотить их воедино некому. Братья Ифтаха не из той глины вылеплены. Длиннобородые вообще не в счет. Только Ифтах, истый полководец, пригоден к делу!”
“Вступим в переговоры с Ифтахом, — рассуждал первосвященник, — однако кого послать к нему? Гордые братья не пойдут — не захотят терпеть унижения. Отправлю-ка для начала длиннобородых. Им, конечно, ничего не добиться: ранг не тот, да и смекалки не достанет — многознайки, порой, не имеют ума. Зато они разведают и доложат мне Ифтаховы чаяния. Тогда уж придет моя очередь подступаться к герою. Не сомневаюсь — разбойник сей взыщет полную цену!”
3
Несколько лучших учеников первосвященника отправились в землю Тов на переговоры с Ифтахом. Собираясь в дорогу, они позаботились о своей внешности — вымыли лица, расчесали и завили друг другу длинные бороды, одели новые сандалии, у кого были таковые, и, гордые почетным поручением учителя, отправились в путь верхом на ослах.
“Ах, как долго, долго едем!” — громко вздыхали те, кто впереди. “Как трудна в горах дорога!” — вторили им отстающие. Сказывалась физическая неразвитость молодых знатоков слова Божьего. Да и животина, что под ними, тоже из сил выбивалась. Укатали осликов крутые горки. Наконец, показались шатры военного лагеря.