Наас уважительно и благодушно принял людей Ифтаха и не содеял им вреда. Установлено было, что саммит состоится на нейтральной земле. Условились о времени и конкретном месте встречи владык. Короче, решили все вопросы протокола, обойдясь при этом без употребленной выше современной дипломатической лексики, используя лишь ограниченные, но, как выяснилось, вполне достаточные возможности древних языков.
— Приветствую тебя, сосед, — встретил Наас вошедшего Ифтаха, — садись на этот подобающий тебе высокий стул.
— Благодарю, сосед, — ответил Ифтах, усаживаясь на указанное место, — садись и ты, Наас, напротив. Нам есть что обсудить.
— Ты предложил переговоры, Ифтах, и я их принял. Чего ты хочешь?
— Я знаю, Наас, ты готовишься воевать со мной. Без сомнения, тебе известны и мои военные приготовления. Моя армия крепка как никогда, и тебя ждет неминучее поражение в войне. Но если ты уступишь мне свою землю без боя и уведешь своих людей, то ни один волос не упадет с головы их. Мое слово нерушимо.
— Я понял твое условие. Я выдвигаю тебе точно такое же. И обещаю то же самое. И мое слово не уступит крепостью твоему.
— Это тупик, Наас! Ради этого не стоило встречаться.
— Это тупик, согласен. Ради этого не стоило встречаться. Однако не я затеял переговоры. Похоже, ты что-то не договариваешь, Ифтах!
— Договорю еще. Сдается мне, и у тебя кое-что спрятано в рукаве.
— Да, спрятано, враг ты мой сердечный. Вот, думал я, не лучше ли будет согласиться нам на мир? Мой сын Соби склонял меня к этому.
— Моя дочь Авиталь талдычила мне о том же. Однако надо ли внимать желторотым?
— Кто знает, может и надо. Поженим Соби и Авиталь. Породнимся. Вот тебе и основание удержаться от войны! И совесть будет чиста, не замарана пролитой кровью!
— Зыбкое основание. Рухнет оно. Авиталь богоизбранная иудейка, а Соби — всего лишь язычник. Могу ли я согласиться на неравный брак?
— Что я слышу? Презрение, гордыня, высокомерие! И это говорит тот, кто сам женат на кумирнице!
— Времена становятся строже. Женитьба Соби на Авиталь никак не возможна, и миру меж гиладянами и аммонитянами не бывать!
— Жаль молодых. Ты что-то не договаривал, не так ли? Выкладывай!
— Войны нам не миновать, но давай-ка встретим ее достойно, во всеоружии. Да, именно во всеоружии!
— Выражайся яснее, Ифтах.
— Чтоб подготовить армию, мне нужен еще месяц. Тебе требуется столько же. Предлагаю, Наас, заключить временное перемирие.
— Это разумно. Не исключено, так мы и поступим. Однако вернемся на минуту к истоку. Еще раз разберем, из-за чего мы собрались воевать друг с другом?
— Из-за чего? Да очень просто — аммонитяне боятся иудеев, и потому хотят перебить нас и завладеть нашим местом под солнцем! Разве не так?
— Нет, не так! Ты лицемеришь, Ифтах! Мы вовсе не боимся вас, но земля, которую вы почитаете своею — она наша, ибо мы живем на ней сотни лет, и не собираемся расставаться с нею! А край, что нынче во владении гиладян — тоже есть древнее обиталище аммонитян! Верните его нам!
— Пусть вы здесь жили задолго до нашего прихода из пустыни. Пусть! Хоть десять тысяч лет! Для нас это ровно ничего не значит, ибо Бог заповедовал иудеям эти места. Он назвал их Землей Обетованной и повелел нам изгнать вас!
— А наш бог эту землю пожаловал нам!
— По чести говоря, нет в мире бога, кроме Бога! То бишь, только наш Бог существует, а ваш — досужая придумка!
— Вот теперь, Ифтах, мы оказались в настоящем тупике! Бесплодный спор. Завален выход из пещеры. Темно кругом и безнадежно!
— Да, спор напрасный. Две дороги, что за горизонт уходят, не сближаясь и не отдаляясь, никогда не пересекутся.
— Так как же? Мир, и через месяц в бой? По рукам?
— Минуту! Есть просьба к благородному царю Аммона.
— Исполню, если смогу, благородный судья Гилада.
— Просьба такая. Не говорить Соби всё, в чем мы согласились, а открыть лишь половину, мол, заключен мир. То же я скажу и Авиталь.
— Согласен. Мы не щадим друг друга, но будем гуманны к детям.
4
Переговоры на высшем уровне завершились. Два писца, один гиладянин, другой аммонитянин, записали итог на глиняных табличках. Высокие договаривающиеся стороны согласились на временный мир ради продолжения постоянной войны.
Каждый из участников сделки видел себя победителем. Проигрыш тоже не казался катастрофой, ибо войну никогда не поздно начать заново, а резон неизменен и всегда наготове. Он, резон то бишь, огромен, как море, тверд, как скала, высок, как Небеса. В некотором смысле поражение есть даже благо — оно служит опыту и звучит прелюдией к победе наших потомков.