— А ты помалкивай! — прикрикнула на слугу Сара.
— Выходит, и тебе, матушка, пришлось обрить волосы! Так вот почему ты на людях всегда в платок кутаешься! А в поясе у тебя куколки костяные спрятаны, и я видала, ты, иной раз, перебираешь их — что это, идолы племени твоего?
— Эти фигурки — боги предков, матери моей подарок. Я достаю их и вспоминаю девичество свое. А иудейские строгости женщине не в тягость, если муж у нее любящий. Тяжело терпеть злобу, зависть и жадность.
— А что с наследием деда случилось?
— Когда умер дед, и пришло время делить наследство покойного, три брата отца пришли к первосвященнику и сказали, мол, Ифтаху ничего не положено, ибо мать его не была законною женой, да еще и языческого племени родом. И добавили, что по этим же резонам нельзя Ифтаху становиться судьей в Гиладе, хоть и весьма годится он для этого. И не только они, но и некоторые другие городские обыватели так же думали. Братья Ифтаха забрали себе все дедовы земли и имущество, а судействовать и властвовать ни один из них не захотел. Собаки на сене! Злы сердца людей, Авиталь.
— А разве не долг первосвященника возвращать недобрые сердца на путь доброты?
— Не нашим женским умом понимать первосвященника долг. Зато слова, что срываются с уст его — они нам известны. Наперсник Господа призвал к себе Ифтаха и, якобы от имени Бога, с которым советовался, сказал: “Прогони от себя жену Сару с малюткой Авиталь, и я предложу народу избрать тебя судьей. А если заупрямишься, не отряхнешься от языческого праха в доме своем, то быть тебе век в услужении у братьев, и это всё, что ждет тебя!”
— И отец не предал нас?
— Не предал! Он отверг охальное условие первосвященника, и мы отправились с ним в землю Тов. Ты была еще совсем маленькая, грудная. Нам поначалу приходилось нелегко, но зато мы упивались свободой.
— Теперь я знаю, почему мы живет в горах, а не в городе!
— Не все люди в Гиладе думали одинаково. Были и такие, что весьма почитали Ифтаха. Они пошли с нами. И отец собрал войско. Бойцы присоединялись к нему, и армия с годами росла. Вот придет отец и расскажет тебе, чем промышляет его воинство.
— Легок на помине хозяин наш, — подал голос Халис, — слышу стук копыт, не иначе Ифтах возвращается. Конь весело бежит, значит, и у седока приятность какая-нибудь случилась. Уж я-то знаю!
3
Халис не ошибался — это Ифтах возвращался верхом. Да и пора уж: жена и дочка заждались. Верный слуга хорошо изучил повадки хозяина и коня его. Халис вышел навстречу господину получать приказания.
Спешившись неподалеку от шатра и кивком головы выказав почтение слуге, Ифтах протянул ему меч. “Первым делом, Халис, — сказал хозяин, — хорошенько вымой оружие — чтобы у Сары с Авиталь вопросов зряшных не возникло, и мне бы врать не пришлось. От пяти вражин кровь запеклась на лезвии. В шатер внесешь меч чистым. И поторапливайся. Проголодался я, и женщины, наверное, есть хотят”.
Сделавши распоряжения, Ифтах вошел в шатер и расположился на лавке. Вскоре вслед за ним появился с блестящим мечом Халис. Вложив оружие в ножны, слуга наполнил водой два корыта и одно из них поставил на пол перед хозяином. Сара и Авиталь подскочили к Ифтаху, разули его и принялись омывать ноги главе семьи. После завершения сей непременной процедуры, Ифтах подошел к другому корыту и умылся с дороги.
Сара сняла с горячих углей горшок с ужином и водрузила на низкий столик. Принесла свежие лепешки, зелень и наполненный вином кувшин. Авиталь сервировала место предстоящей трапезы чашкой, ложкой и кружкой.
Ифтах уселся на циновку и принялся за ужин. Глотая слюнки, жена и дочь разместились напротив, пододвигали трапезничающему то одно, то другое. Женщины глядели во все глаза, как добрые куски мяса молодого козленка перекочевывают сперва из горшка в чашку, а из нее — в рот к Ифтаху. Он старался есть бесшумно, дабы не удручать деликатный женский слух. Впрочем, оголодавшему воину это удавалось не слишком хорошо.
Наконец, мужчина насытился. Теперь наступила очередь женщин вкушать ужин. Халис принес посуду для Сары и Авиталь и себя не забыл. Остатков хватило на всех.
Слуга вышел из шатра, чтобы обиходить коня — задать усталой скотине корму, напоить, почистить. Насытившееся семейство продолжило начатую беседу.
— Батюшка, я восхищаюсь тобою! — воскликнула Авиталь, — позволь обнять тебя!
— С радостью позволяю и одобряю, — ответил ублаготворенный сытным ужином Ифтах, — однако, чем я заслужил восхищение прекрасной дочери? Разве что своею любовью? Так ведь отцовская любовь к дочери скорее повод для ответной любви, а не для восхищения!