Мы отчалили, Аллен держал фонарь на носу и вглядывался в ночь, я же работал рулевым веслом, стоя на крыше навеса, стараясь держать курс посередине реки. Я ничего не мог с собой поделать и украдкой поглядывал назад, на берег, и вскоре заметил белую фигуру, стремящуюся с плантации к реке. Подумал, что это один из надсмотрщиков преследует рабов. Но человек, низкорослая белая фигура, не остановился у кромки воды. Перескочил с берега на берег в один длинный, невероятный прыжок. Они бежали не от людей и собак. Они бежали от вампира.
Я на мгновение подумал причалить к берегу. Достать из под кровати сверток и помочь несчастным. Не могу сказать, почему я отбросил эту мысль: из-за бесполезности, или из-за второсортности жертв. Могу сказать только, что я не остановился. Аллен (лишь сейчас я понял, как ему повезло, что у него не перерезано горло) извергал вперед, по курсу, поток нецензурных слов, каких я раньше никогда не слышал, а некоторые и не понимал. Проклинал себя за то, что не успел достать мушкет. Крыл последним словом «кровожадных сукиных детей». Я хранил молчание — сконцентрировавшись на том, чтобы держать лодку строго посредине. У меня не было ненависти к напавшим на нас, они просто пытались спасти свою жизнь. Хотя для этого им пришлось бы забрать мою. Аллен не мог остановиться. Что-то вроде «злыдни черномазой» и прочего.
— Не суди обо всех одинаково, — прошептал я.
Аллен и Эйб пришли в Новый Орлеан в полдень 20-го июня. Пройдя каждый изгиб Миссисипи, они оказались в самом значительном ее месте, где им предстояло продать оставшиеся товары (и сам флэтбот — на древесину) на одном из пристанских рынков. Их приветствовал теплый дождь, словно приглашая отдохнуть от напряженного похода по реке.
С северной стороны город открывался как нечто вытянутое и оживленное. Фермы сменялись домами. Дома сливались в улицы. Потом на улицах появились двухэтажные каменные постройки с металлическими перилами по балконам. Какое множество торговых судов! Какое множество пароходов! Флэтботы числом около сотни кишели на маленьком отрезке реки.
Население Нового Орлеана составляло 40 000 человек, он был воротами в мир для всех южных территорий, и, гуляя по его улицам, можно было встретить матроса из любого уголка Европы, Южной Америки, или даже с Востока.
Нам никак не удавалось распродать свой груз. Мы находились в большом городе и страдали, что не можем его осмотреть. И когда, наконец, появилась возможность, я был поражен — прежде мне не приходилось видеть такое количество людей, слышать их речь, пестревшую французскими и испанскими фразами. Женщины, в нарядах по последней моде, джентльмены, с головы до пят одетые во все изысканное. Улицы заполнены лошадьми и телегами; купцы, торгующие всем, что только можно вообразить. Мы гуляли по рю-де-Шатре, дошли до базилики святого Луки в Джексон-парке, названном так в честь организованной нашим президентом героической обороны города. Группы людей, использующих мулов, рыли траншеи для газовых труб. Когда, месяцы спустя, они закончат свой труд, кто-то из них сочинит знаменитое:
…Ни факела и ни свечи —
Лишь свет, как алмаз, в ночи.
Эйб был восхищен кипящей в городе жизнью и энергичными людьми. И еще, он никогда не видел столько старинной архитектуры.
Казалось, меня унесло куда-то в Европу, о которой столько читал. Вот здесь я впервые в жизни увидел стену, покрытую плющом. Здесь жили литераторы. Архитекторы и художники. Здесь были библиотеки, полные студентов, жаждущих знаний, и их благородными покровителями. Здесь было много вещей, которые мой отец никогда бы не понял.
Пансион Марии Лаво на улице Святого Клавдия вряд ли был великолепным образцом испанского стиля, однако пара флэтботтеров из Индианаполиса целую неделю ходили задрав головы, не в силах оторвать глаз.
Неподалеку от Лаво был салун, где можно до краев залиться ромом, вином или виски. Жажда, возникшая после успешной продажи товаров и лодки, равно как и возбуждения от первого приезда в такой город, была утолена гораздо обильнее, чем требовалось паре молодых, хоть и глуповатых парней. Салун был забит матросами со всех частей света. Флэтботтеры с каждого причала на Миссисипи, Огайо и Сангамона. Драки вспыхивали на каждой третьей минуте. И удивительно, что не вспыхивали чаще.
Угрюмые лодочники не были самым ярким впечатлением Эйба в первые двадцать четыре часа его пребывания в Новом Орлеане. На следующее утро, когда Эйб шел по улице в поисках легкого завтрака — ощущая треск в голове и пряча глаза от солнца — он вдруг столкнулся с невероятным явлением, движущемся на него по Байенвилл-стрит.
… сверкающий экипаж, запряженный парой белоснежных лошадей и мальчика-кучера в плаще того же цвета. Позади сидела пара джентльменов: один пухлый и краснощекий в костюме бледно-зеленых с серым тонов; другой — в костюме белого шелка, как дополнение к бескровному лицу и длинным светлым волосам. Глаза скрыты за парой темных очков. У него было столько явных признаков вампира, сколько я еще ни разу не видел в одном человеке, к тому же, он, очевидно, был богат. Элегантный, изысканный. Не скрывающийся в тени. Приятный компанейский человек. И смеющийся. Я мог думать только о том, как воткнуть кол в его сердце, когда коляска будет ближе. И отрубить голову. Как кровь зальет белый шелк его костюма. Увы, я мог только смотреть — безмерная боль в голове и отсутствие оружия сдержали меня лучше всякой привязи. Проезжая мимо, светловолосый вампир вдруг бросил на меня взгляд, понимающий все. И тогда у меня возникло чувство… чувство, словно кто-то читает мой журнал, стоя за спиной. Голос, звучащий в голове.
Не суди обо всех одинаково, Авраам.
Они свернули на Дауфин-стрит и исчезли. Однако чувство пристального взгляда осталось. Я сразу определил его хозяина. Я заметил низкорослого парня на другой стороне, наполовину спрятавшегося в проулке, он смотрел точно на меня. Одет исключительно в черное, с беспорядком в прическе, а также маленькими усиками под черными очками. Определенно вампир. Поняв, что его обнаружили, человек развернулся и скрылся в проулке. Этого я не хотел упустить! Голова раскалывалась! Я попрощался со своим товарищем и поспешил вслед незнакомцу — прошел вслед за ним по Конти-стрит, пересек Бэйзин-стрит, после чего демон попытался скрыться за стенами кладбища{11}. Только что я был в десяти шагах позади него, и вот, пройдя через ворота, я вдруг обнаружил, что его нет. Он исчез. Потерялся в лабиринте склепов. Я подумал, что он мог проскользнуть в один из них; интересно, сколько вампир может…
— Что вы имели в виду, когда преследовали меня, сэр?
Я обернулся и занес кулак. Он оказался позади меня, спрятавшись внутри кладбищенской стены, умный дьявол. Он смотрел прямо на меня, поглаживая темные очки пальцами. Усталые глаза и высокий лоб.
— «Преследовал» вас, сэр? — сказал я. — А что вы имели в виду, когда убегали от меня.
— Сэр, но ваша манера прятать глаза от света… взгляды, которыми вы обменялись с джентльменом в коляске… Я думал, вы — вампир.
Я с трудом поверил ушам.
— А вы подумали, что это я — вампир? — спросил он. — Но…
Улыбка появилась на губах низкорослого человека. Он посмотрел на темные очки в своих руках, потом на лицо высокого незнакомца. И засмеялся.
— Полагаю, мы оба кое в чем просчитались.
— Простите меня, сэр… но откуда мне знать, что вы точно не вампир?