Он оказался прав. Удостоверившись, что остальные рабы находятся вне пределов слышимости, серобородый хозяин взял свисток и подал сигнал. В то же мгновение девять пар глаз наполнились черным, на девяти парах челюстей клацнули клыки и девять вампиров бросились на своих беспомощных жертв.
Первый вампир схватил коренастую женщину за голову и повернул ее назад, так, что подбородок коснулся спины — его отвратительное лицо поймало ее умирающий взгляд. Кто-то закричал, когда длинные клыки вонзились ему в плечо. Но, чем сильнее он бился, тем глубже впивались клыки, и тем больше крови попадало в ненасытную пасть. Я видел, как одному мальчику пробили голову, и из дыры в черепе разлетелись мозги, еще одному мужчине голову, без затей, оторвали. Я ничем не мог помочь им. Тварей было слишком много. А я был безоружен. Хозяин рабов закрыл амбарную дверь, чтобы приглушить звуки смерти, и я бежал в темноту, лицо мое было залито слезами. Ненавидя себя за беспомощность. Мучаясь тем, что увидел. Но еще большее мучение доставила мне внезапная мысль. Правда, которую до этого момента не замечал.
На следующее утро в одном из магазинов по Дауфин-стрит Эйб купил черный журнал в кожаном переплете. Первые семнадцать слов, что он написал там, говорили об этой правде, а также оказались одними из самых важных слов в его жизни.
25 июня 1825
До тех пор, пока на нашей стране лежит проклятие рабства, на ней будет лежать и проклятие вампиризма.
ЧАСТЬ II ОХОТНИК НА ВАМПИРОВ
5. Нью-Салем
Молодому человеку, если он хочет добиться чего-то, нужно развивать себя, используя любую возможность, и не обращать внимания на тех, кто хочет помешать ему.
Авраам Линкольн в письме Уильяму Херндону
10 июля 1848 г.
I
Эйб дрожал.
Стоял холодный февральский вечер, он поджидал одного человека, однако, когда одевался, не подумал, что придется провести два часа на морозе. Эйб смотрел назад и вперед… назад и вперед сквозь густой падающий снег, случайный взгляд его скользил то по недостроенному зданию суда на площади, то по окнам второго этажа салуна с другой стороны улицы, где горел теплый свет за занавешенным окном какой-то шлюхи. Все это время он вспоминал Миссисипи, когда от невыносимой жары приходилось снимать рубашку. «Жарило так, что хотелось утонуть». Вспоминал, как утром даже в тени раскалялись поручни, а после полудня единственным спасеньем была вода. Но это происходило в трех годах и двухстах милях отсюда. Сегодня же вечером, в свой двадцать второй день рождения, он замерзал на пустынной улице Калхауна{14}, штат Иллинойс.
Томас Линкольн, в конце концов, оставил Индиану. Он регулярно получал письма от Джона Хэнкса, кузена матери Эйба, в которых были расписаны невероятные чудеса, земли штата Иллинойс.
Джон писал об «обильной и плодородной» прерии. О «равнине, не требующей очистки. Без скал и камней, по низкой цене». Этого Томасу Линкольну показалось достаточно, чтобы оставить Индиану и все горькие воспоминания, связанные с ней.
В марте 1830-го Линкольны собрали свое имущество в три фургона, запряженных волами, и навсегда оставили Литтл Пайджен Крик. Пятнадцать изнурительных дней они шли по размытым дорогам, переходили вброд ледяные весенние реки, «пока, наконец, не достигли графства Мэкон и не осели западнее Декатура», в самом центре штата Иллинойс. Там Эйбу исполнилось двадцать один и он стал совершеннолетним. Прошло уже два года с того дня, как он стал свидетелем бойни рабов в Новом Орлеане. Два года тяжкой работы на отца. Теперь он был свободен и мог сам выбирать свою судьбу. Однако, несмотря на огромное желание уйти, решил остаться еще на год, чтобы помочь со строительством хижины, обустроить семью на новом месте.
Этим вечером ему исполнилось двадцать два. И, как он надеялся, это был последний день рождения под крышей отцовского дома.
[Сводный брат] Джон настаивал, что мы должны поехать в Колхоун и отпраздновать там. Поначалу я и слышать об этом не хотел, не видел смысла разводить ажиотаж по такому незначительному поводу. Как всегда, он взял измором и я согласился. Он расписывал план наших действий на протяжении всей дороги в Колхоун, но я усвоил только «упиться в дым и купить себе женщин». Он знал один салун на Шестой улице. Я не запомнил его название, как не запомнил — было ли оно вообще. Могу утверждать только, что на втором этаже можно было купить все, что нужно настоящему мужчине. В итоге намеренья Джона не отсбывались [авт. орф.] , и потому утверждаю, что моя совесть осталась чистой.
Линкольн мог противиться соблазнам душистого будуара, однако отказаться от виски у него не получилось. Они с Джоном вдоволь посмеялись над отцом, над сестрами и друг над другом. Вышло «совсем неплохо для души и совсем неплохо для дня рождения». Как всегда, нытье Джона принесло неплохой результат. Однако, под конец вечера, когда сводный брат с головой ушел во флирт с чувственной брюнеткой по имени Мисси (как Миссисипи, нежная, только в два раза глубже и теплее), Эйб вдруг заметил человека среднего роста в одежде «достаточно легкой для такой морозной ночи».
На его лице не было и пятнышка румянца, как на лицах других посетителей, зашедших в тепло с холода, и еще, когда он появился на пороге, я не заметил, чтобы у него, шел пар изо рта. Джентльмену было тридцать или чуть меньше, чрезвычайно бледное лицо обрамляли волосы странного оттенка, помеси серого и коричневого, подобного цвету высушенной доски. Он подошел к бармену (определенно, они были знакомы) и прошептал ему что-то, после чего маленький человек в фартуке бросился вверх по лестнице. Он — вампир. Точно, вампир — или это всего лишь проклятое виски? Как выяснить?
Эйбу пришла идея.
Я заговорил едва слышным шепотом:
— Видишь того человека у стойки? — спросил я Джона, который в это время был занят ухом прекрасной леди. — Скажи, ты когда-нибудь видел человека с такой противной харей?
Джон, который понятия не имел, какого именно человека я имел в виду, от души рассмеялся (такая у него была стадия). Когда я прошептал это, бледный человек обернулся и посмотрел прямо на меня. В ответ я улыбнулся и поднял стакан. Ни один человек не смог бы услышать меня сквозь такой шум, с такого расстояния! Сомнений не оставалось! Но как теперь заняться им? Только не здесь. На глазах у такого количества людей. Я улыбнулся от мысли, что скажу им, когда меня арестуют за убийство. Как оправдаться? Что моя жертва — вампир? К тому же, плащ и оружие осталось снаружи, в седельной сумке. Нет, здесь нельзя. Нужно по-другому.
Бармен вернулся с тремя женщинами и поставил их перед вампиром.
Выбрав двоих, вампир пошел вслед за ними по лестнице, а бармен отправился выполнять чей-то заказ.