Полагаю, в Ваших интересах было бы сделать последнее.
— Г . »
Да ладно, все в задницу… Я не видел ни одной причины, по которой не смог бы открыть его прямо сейчас.
Разорвав бумагу, я обнаружил пачку писем, туго стянутых красным резиновым жгутом, а также десять тетрадей в кожаном переплете. Я открыл верхнюю. И в тот же миг локон светлых волос упал на стол. Я взял его, рассмотрел и, перебирая между пальцами, случайно вычитал один фрагмент со страниц, между которых он был зажат:
…желать, что бы я смог, но исчезла с этой Земли, и теперь любовь не живет здесь. Ее забрали у меня, и, вместе с ней, все надежды…
Я прочитал всю тетрадь и был ошеломлен. Где-то наверху женщина перечисляла названия округов. Страница за страницей — каждый дюйм заполнен плотными компактными буквами. Датами, вроде 6 ноября 1835, 3 июня 1841. Со списками и рисунками. С именами вроде Спид, Бэрри и Салем. И словом, появлявшимся снова и снова:
Вампир.
В других тетрадях — то же самое. Менялись только даты и манера письма. Я просмотрел их все.
«… на что я сразу обратил внимание — на мужчин и детей, которых продали, словно… предусмотрительно, так как знали, что Балтимор кишит… и такой проступок я простить не мог. Я был вынужден понизить… »
Две вещи были очевидны: все это было написано одним и тем же человеком, и все это было очень, очень давно. Первое время я не имел понятия, о чем именно идет речь, а также, чего хотел добиться Генри, когда отдал мне это. И тогда я наткнулся на первую страницу первой тетради, на семь безумных слов: «Журнал Авраама Линкольна, история всей его жизни». Я захохотал.
Это все объясняет. Я был сражен. Я был сражен, словно ударом в зубы. Не оттого, что держал в руках журнал самого Великого Освободителя, а потому что я, как выяснилось, совершенно не разбираюсь в людях. Я считал, что молчаливость Генри вызвана его страстью к одиночеству. Я считал, его интерес к истории моей жизни был столь скоротечен из-за того, что он куда-то торопится. Но теперь все встало на места. Чувак сумасшедший. Либо он здорово меня разводит. Втягивает в игру — того рода, что обожают богатенькие парни с кучей свободного времени. Но, с другой стороны, это не могло быть разводом, не так ли? Кому нужно столько возиться из-за прикола? Или может — может это роман Генри, который он сам забросил? Тщательно упакованный литературный проект? Теперь я почувствовал тревогу. Да. Да, конечно, именно так и обстоит дело. Я снова просмотрел тетради, пытаясь найти хоть какой, самый незначительный намек на двадцать первый век. Самый незначительный анахронизм. Я ничего не мог обнаружить — по крайней мере, с первого взгляда. И опять же, кое-что не давало мне покоя: если это литературная забава, для чего одиннадцать имен и обращение? Зачем Генри просил меня написать что-нибудь на основе этих тетрадей, вместо того, чтобы попросить просто переписать их набело? Стрелка вернулась к позиции «Сумасшедший». Возможно ли это? Действительно ли он верил, что эти десять небольших тетрадей были — нет, невозможно, чтобы он верил в это — истинными?
Меня распирало от желания рассказать обо всем жене. Распирало от желания поделиться этим уникальным случаем помешательства. В длинном ряду городских сумасшедших этот парень сделал всех. Я стоял, разглядывая тетради и письма, случайно наступил и раздавил сигарету, повернулся, и…
Что- то было в шести дюймах от меня.
Я отскочил назад и зацепился о складной стул, упал, ударился затылком об угол старого металлического стола-«танкера». Мое зрение потеряло фокус. Я уже чувствовал тепло стекающей по волосам крови. Кто-то склонился надо мной. Его глаза были словно пара шариков из черного мрамора. Под полупрозрачной кожей пульсировала сеть голубых вен. А его рот — рот едва вмещал влажные сверкающие клыки.
Это был Генри.
— Я не хочу причинять тебе боль, — сказал он. — Мне просто нужно, чтоб ты понял.
Он поднял меня за воротник. Я чувствовал, как кровь стекает сзади по шее.
Я потерял сознание.
Всего вам хорошего. Увидимся позже.
Я получил указание не вдаваться в подробности того, куда той ночью брал меня Генри и что он мне показывал. Достаточно сказать, что физически я был полностью вымотан. Не от ужасных вещей, свидетелем которых мне случилось быть, но от осознания вины, что, волей-неволей, пришлось находиться рядом с этими существами.
Я был с ним менее часа. Когда я вернулся, все мое мировоззрение, до самого основания, было потрясено. Все, что я знал о смерти, о космосе, о Боге… все изменилось. За короткий промежуток времени я пришел к уверенности — конкретно, без вероятностей и неопределенностей — в то, что еще час назад звучало как бред:
Вампиры существуют.
После этого я не спал целую неделю — сначала от страха, потом от волнения. Я каждую ночь оставался в магазине до темноты, пристально изучая тетради и письма Авраама Линкольна. Проверяя, как эти невероятные события соотносятся с фактами общеизвестной биографии. Одну из стен в подвале я завешал отпечатанными на принтере старыми фотографиями. Осями времени. Фамильными деревьями. Каждое утро, в предрассветные часы, я писал. Первые два месяца моя жена беспокоилась. Следующие два она была в сомнениях. А через шесть месяцев мы разошлись. Я боялся за свою безопасность. За безопасность детей. За свой рассудок. У меня было множество вопросов, но Генри не появлялся. В конечном счете, я преисполнился безумной отвагой расспросить их, одиннадцать «человек», указанных в списке. Некоторые упорно меня игнорировали. Другие относились враждебно.
Но с их помощью (которая, по сути, была злым ворчанием) я понемногу начал собирать картину тайной истории вампиров Америки. Их роль в рождении, развитии и скорой смерти нашей нации. И еще я кое-что узнал об одном человеке, который спас всех нас от их тирании.
Так или иначе, спустя семнадцать месяцев, я лишился всего ради этих десяти в кожаных обложках тетрадей. И пачки писем, перевязанных красным резиновым жгутом. Как бы то ни было, это были самые счастливые месяцы в моей жизни. Каждое утро я поднимался с надувного матраса в подвале магазинчика ради большой цели. С осознанием, что делаю что-то действительно важное, несмотря на свое полное, отчаянное одиночество. Несмотря на то, что меня, похоже, окончательно покинул разум.
Вампиры существуют. И Авраам Линкольн был одним из величайших охотников на вампиров своего времени. Его журнал — начат в двенадцатилетнем возрасте, а окончен в день убийства — изумительный, ошеломляющий, революционный документ. Это заставляет в корне изменить угол зрения на многие события в американской истории и добавляет путаницы к тому, что человеческий разум и без того уже невероятно запутал.
Существует более 15 000 книг о Линкольне. Его детство. Его ментальная мощь. Его сексуальная притягательность. Его взгляды на расовую рознь, религию и судебную систему. В них много правды. Некоторые даже содержат намеки на существование «тайного дневника» и «увлеченность оккультными силами». Но ни в одном из них не содержится и слова о главной борьбе его жизни. Борьбе, что в конечном итоге вылилась на поля сражений Гражданской Войны.
Это переворачивает монументальный миф о Честном Эйбе, известный всем нам с самых ранних лет в школе, по сути, оказавшимся совершенно нечестным человеком. Мешанина из полуправды и зияющих пустот.
Все, что вы сейчас прочитаете, почти разрушило мою жизнь.
Все, что вы сейчас прочитаете — правда.
Сет Грэм-Смит, Рейнбек, Нью-Йорк. Январь 2010.
ЧАСТЬ I