— О, — сказал Эйб. — А когда у негров закончится кровь; когда закончатся «недостойные» у нашей расы — скажите, мистер Дэвис… что тогда станут есть ваши «повелители»?
Дэвис не ответил.
— Америка, — продолжал Эйб. — Возведена на крови тех, кто боролся с тиранами. Вы и ваши союзники… вы не находите себя в руках тиранов?
— Америка там, мистер Линкольн, — засмеялся Дэвис, указав на север. — А вы — в Миссисипи. — Он сделал несколько шагов вперед и оказался в пределах досягаемости топора Эйба. — И давайте говорить просто, сэр. Мы оба слуги вампиров. Но, когда эта война закончится, я удалюсь на покой и еще долго проживу в тиши и роскоши, а вы будете мертвы. Прямо сейчас.
Дэвис помолчал, сделал легкий поклон и отошел. Трое живых вышли из строя — у каждого было по винтовке. Они ждали приказ Дэвиса.
— Проклятие, Эйб, — сказал Лэмон. — Мы что, так и будем стоять и ничего не делать?
— Вот мои часы, — проговорил Спид палачам, его голос дрожал. — Они принадлежали моему деду и я — я прошу вас вернуть их моей жене в Луисвилле.
Это последние мгновения моей жизни.
— Что ж, если умирать, — сказал Лэмон. — То я умру с оружием в руках. — он распахнул свое пальто.
— Парни, — сказал Эйб своим друзьям. — Простите, что втянул вас в эт…
Звуки выстрелов наполнили ночь прежде, чем он закончил.
И в этот миг я увидел лица любимых, кого уже нет на земле: моего дорого мальчика; верного Армстронга и любимой Энн. Я увидел сестру, и еще маму, которую боготворил. Но когда этот миг прошел, и мой взгляд вернулся из прошлого, я увидел, что наши мучители по-прежнему стоят в свете горящего дома, и на их лицах застыл испуг. Спид с Лэмоном остались рядом.
Мы все еще живы. Нашим палачам, однако, повезло меньше. Все трое свалились, у каждого в голове было по пуле.
Произошло чудо.
И чудом оказался Генри Стерджес.
Он вырвался из темноты вместе с одиннадцатью вампирами из Союза, и они бросились на врагов. Одни с винтовками, другие — с револьверами, все стреляли на ходу. Некоторые из южных вампиров сразу покинули Дэвиса, другие приготовились встретить северных. Один из них, однако, вспомнил, что меня еще не казнили. Он прыгнул в мою сторону с двадцати ярдов, когти и клыки наготове, глаза такие же черные, как очки. Я метнул топор и он достиг цели — правда, я был уже не так силен, и потому он вошел в глубину всего на один-два дюйма. Его отбросило назад, уже сидя на траве он посмотрел на две темных струи из раны на животе. Это не могло остановить его. Он схватил мой топор и снова двинулся ко мне. Я сунул руку под плащ и нащупал нож, который не держал в руках уже двадцать лет… бесполезно. Когда вампир был в четырех футах, Лэмон положил руку с пистолетом мне на плечо и выстрелил, навсегда лишив меня возможности слышать левым ухом, но и упокоив тварь пулей в лицо.
Когда дым рассеялся, Эйб неожиданно ощутил острую боль в подбородке.
Я прикоснулся к нему. [Вампир] все-таки задел меня лезвием топора. Кровь капала из раны вниз, на рубашку, а в это время вампиры уже сражались рядом с нами, в свете пламени — совершая невероятные прыжки, сбивали друг друга с ног ударами страшной силы.
Здесь я впервые увидел Генри в бою. Я видел, как он, устремившись головой вперед, столкнулся с одним из южан и отбросил его к дереву — ствол дерева треснул. Однако, противник Генри не обратил на это внимания и продолжил бой, размахивая руками, было чувство, что в каждой было по мечу. Генри защищался своими когтями, и, будучи лучшим фехтовальщиком, совершил обманное движение и поразил противника — все пять пальцев вошли тому в живот и вышли со спины, проскрежетав по позвоночнику. Генри вынул когти, и его оппонент рухнул на землю, неподвижный. После этого я увидел, как он повернул голову вампира несколько раз и снял ее с плеч.
Живые, которым не повезло оказаться в гуще схватки, были разорваны на части, их конечности отрезали когтями, кости крошились, если они оказывались между сталкивающимися вампирами. Понимая, что у противника численное превосходство, южане кинулись прочь. Несколько вампиров Союза стали их преследовать — другие, включая Генри, быстрым шагом оказались возле нас.
— Авраам, — сказал он. — Я рад, что ты жив, старый друг.
— А я рад, что ты мертв.
Генри улыбнулся. Он оторвал рукав от рубашки и приложил к подбородку Эйба, чтобы остановить кровь, в то время, как его компаньоны оказывали помощь Лэмону и Спиду (которые хоть и тряслись от страха, но остались невредимы).
Союз получил ложную информацию от шпиона-провокатора — информацию, которая должна была привести меня к смерти. Генри и его союзники узнали о предательстве, но тогда мы уже покинули Спрингфилд. Не зная, как предупредить нас (мы путешествовали под ложными именами), они неслись сюда два дня и две ночи, чтобы прибыть первыми, вместе с этим отправив указание троице спрятать Мэри с мальчиками.
— Вы уверены, что они в безопасности? — спросил Эйб.
— Я уверен, что их спрятали и охраняют трое самых хитрых, самых жестоких из нас, — сказал Генри.
Этого было достаточно. Эйб знал, что троица работает серьезно.
— Генри, — сказал он после долгой паузы. — Я уже думал, что мне пора в…
— Я же сказал тебе, Авраам… твое время пока не пришло.
Это была последняя охота Эйба.
xxxxxxx
6 ноября 1860-го Эйб сидел в тесной рубке телеграфиста города Спрингфилда.
Ко дню выборов волна доброжелателей и фанатов возросла до предела. 6-го числа я объявил, что не хочу видеть на одного избирателя, пока последний из них не проголосует. Компанию мне составлял лишь оператор [телеграфной станции]. Если результат будет тот, что ожидали я и мои соратники, значит о спокойных днях, подобных этому, следует забыть на ближайшие несколько лет.
Он впервые в жизни опустил бороду — чтобы скрыть шрам на подбородке{43}. Это придало его лицу законченный, целеустремленный вид.
— Более выдающееся, — как сказала Мэри. — Лицо будущего президента.
Поначалу Мэри не испытывала радости от моего выдвижения — она не осталась в восторге от Вашингтона, а также представляла сколько сил и времени это будет отнимать. Но когда моя кампания стала проходить все успешнее, она изменила свое мнение. Я полагаю, ей нравились толпы доброжелателей у ворот; богатые пары, что приглашали нас обедать; различные мероприятия, устраиваемые в мою честь. Полагаю, она разглядела то множество общественных возможностей, которыми обладает жена президента Соединенных Штатов.
Когда в четверг вечером начали поступать первые сообщения, стало понятно, что следующим станет именно Эйб.
Многие бы удивились, но я был уверен, что Союз обеспечит мне победу любой ценой — честно, либо нет{44}.
Поэтому это избрание никогда не доставит мне то чувство гордости, которое я ощутил после избрания меня капитаном небольшим отрядом солдат. Я ощутил только огромный груз ответственности. Проблемы и страдания — неведомы и несть им числа.
Среди первых телеграмм, поступивших тем утром, задолго до того, как подсчитали первый голос, была и такая:
ПОЗДРАВЛЯЮ МИСТЕР ПРЕЗИДЕНТ ВСЕГДА ВАШ Г