Чтобы лично поздравить Улисса Гранта с блестящей победой, Линкольн на вечер пригласил его вместе с женой в театр. У Форда давали новую комедию, а президенту и миссис Линкольн были крайне необходимы несколько часов беззаботного смеха. Однако, генерал, со всем почтением, отклонил предложение, поскольку он и его жена Джулия отъезжали из Вашингтона. Затем последовал просто шквал отказов, каждый из которых (с почтением) происходил по той или иной причине.
— Можно подумать, мы приглашаем их на казнь, — как говорят, повторяла Мэри в течение дня.
Эйба это совершенно не заботило. Никакие отказы — по уважительной, неуважительной ли причине — не могли запятнать его прекрасного настроения.
Я странным образом беспечен. [Спикер Палаты Представителей Шайлер] Колфакс хотел этим утром обсудить кое-что по процессу восстановления и, пронаблюдав за мной с четверть часа, спросил, не много ли было виски в кофе — в таком я был настроении. Ни министрам, ни [вице-президенту Эндрю] Джонсону не удалось сегодня поколебать мое доброе расположение духа (а они старались). Но я не решаюсь говорить об этом вслух, поскольку Мэри непременно истолкует это как дурное предзнаменование. Такова ее природа — да и моя тоже — относиться к подобным вещам с подозрением, как к прелюдии неминуемой катастрофы. А ведь сегодня даже деревья цветут особенно.
Запись датирована 14 апреля 1865 года. На этом журнал Эйба заканчивается.
После полудня, когда с официальными делами было покончено, президент распорядился приготовить экипаж для прогулки с женой. Хоть и не такая веселая, как муж, Мэри, с виду, находилась в хорошем расположении, и, в свою очередь, попросила Эйба присоединиться к ней и «немного пройтись по двору» . Когда президент вышел из Северного Портика, однорукий солдат Федерации (прождавший в надежде на эту встречу большую часть дня) воскликнул:
— Я готов отдать и вторую руку, только бы ее пожал Авраам Линкольн!
Эйб подошел к молодому человеку, протянул ему руку:
— Я рад сделать это, поверьте, и оно не стоит так дорого.
IV
Бут появился в арендованной комнате Льюиса Пауэлла ровно в семь; его сопровождал низкорослый, дерганый двадцатидвухлетний фармацевт по имени Дэвид Хэролд, с которым он познакомился через Мэри Сурратт. Атцерот был уже там. Бут не стал терять времени.
Они, вчетвером, через несколько часов поставят Федерацию на колени.
Приблизительно в десять Льюис Пауэлл убьет госсекретаря Уильяма Сьюарда, который сейчас лежит в постели, покалеченный после того, как упал, выходя из экипажа. Пауэлла, который плохо знал Вашингтон, к дому Сьюарда проведет дерганый фармацевт. Когда госсекретарь будет мертв, двое заговорщиков должны будут перейти мост Нэви Ярд и уйти в Мэриленд, где встретятся с Бутом. В это же время Атцерот должен застрелить вице-президента Эндрю Джонсона в его номере в Керквуд-Хаус, после чего, уже в Мэриленде, присоединиться к остальным. В это время Бут вернется в театр Форда. Здесь он убьет президента из однозарядного пистолета и зарежет генерала Гранта.
Когда у Федерации не останется правительства, Джефферсон Дэвис и его министры получат столь необходимое время для реорганизации сил. Генералы Конфедерации Джозеф Е. Джонсон, Мериветер Томпсон и Стэнд Уэти, даже сейчас успешно действующие против чертовых янки, смогут перевооружиться. Из Мэрилэнда Бут и его сообщники отправятся на Юг, останавливаясь по пути у знакомых и сочувствующих, в то время по пятам за ними будут нестись федералы. Когда новость станет известна, радостные крики понесутся отовсюду, от Техаса до Каролины. В их ряды вольются новые силы. Их вознесут, как героев, а сам Джон Уилкс Бут будет назван Спасителем Юга.
Атцерот возразил, что он был согласен только на похищение, но не на убийство. Тогда Бут произнес вдохновляющую речь. Не известно, что он сказал, но это было убедительно, и звало к подвигам. Возможно, он цитировал Шекспира. Определенно, речь была заранее отрепетирована. Какие бы слова не произнес тогда Бут, они сработали. Атцерот, нехотя также согласился. Но только даже осторожный немец не знал — и никто из заговорщиков так и не узнал до конца жизни — за что на самом деле молодой актер так ненавидел Линкольна.
xxxxxxx
В самом деле, не было никакого смысла. Джон Уилкс Бут считался «самым видным мужчиной в Америке». Зрители набивались в театры по всей стране, чтобы попасть на его игру. Женщины топтали друг друга, чтобы поймать его взгляд. Он родился в знаменитой актерской семье, его дебют состоялся еще в детстве. В отличие от своих братьев Эдвина и Юния, представителей классической школы, Джон был порывистым и обожал импровизации — прыгал по сцене, мог орать во все горло. «Каждое слово, самое безобидное, произносит, словно злится», — написал один рецензент из «Бруклин Дэйли Игл». — «Но это еще больше подкупает. Невероятная легкость исходит от этого джентльмена».
Однажды ночью, после «Макбета» в театре Ричмонда, Бут скрылся в своем номере с шестью юными леди, и никто не видел его три дня. Он был богат. Его обожали. Он занимался любимым делом. Джон Уилкс Бут обладал всем, что нужно для счастья простому смертному.
Но он не был смертным.
Жизнь — ускользающая тень, фигляр,
Который час кривляется на сцене
И навсегда смолкает; это — повесть,
Рассказанная дураком, где много
И шума и страстей, но смысла нет{59}. (пер. М. Лозинский)
Когда ему было тринадцать, Джонни Бут заплатил старой цыганке, чтобы она по ладони предсказала его судьбу. Он всегда был озабочен грядущим, особенно собственным — ему глубоко запали слова его эксцентричной матери.
— В ночь, когда ты родился, — сказала она. — Я спросила Бога, что ждет моего сына. И Бог решил мне ответить.
Всю жизнь Мэри Энн Бут, подтверждая свои слова самыми страшными клятвами, утверждала, что из камина неожиданно вырвались языки пламени, которые в воздухе сложились в слово «СТРАНА». Джонни провел бесчисленное множество времени в размышлениях над ее словами. Он знал, его ждет особенная судьба. Он чувствовал это.
— О… страшная рука, — сказала цыганка, невольно отшатнувшись. — Печаль и горе… печаль и горе, вот, что я вижу.
Бут приехал в ожидании описаний будущего величия. Услышанное больше походило на тяжкий рок.
— Ты умрешь молодым, — сказала цыганка. — У тебя будет огромная армия врагов.
Бут не соглашался. Она не права! Она ошиблась! Цыганка покачала головой. Не избежать…
Джона Уилкса Бута «ждал страшный конец».
Семь лет спустя первая часть ее предсказания сбылась.
xxxxxxx
Из шести юных леди, с которыми Бут тем вечером уединился в Ричмондском отеле, к утру осталась лишь одна. Остальных он выпроводил еще до рассвета, с неухоженными прическами, в помятой одежде. Когда рассеялся алкогольный дурман, он нашел, что они не более, чем глупые, болтливые и жадные девки, которые толпами дожидались его у каждой двери в каждом городе. Когда дело сделано, они его больше не интересовали.
Но девушка, что осталась в его постели — это было совсем другое. Невысокая, темноволосая, с кожей цвета слоновой кости, на вид около двадцати лет, но вела себя со спокойствием и рассудительностью зрелой женщины. В ней было что-то лукавое, она мало говорила, но в ее словах было много и юмора, и мудрости. Они предавались любви по несколько часов. Ни одна женщина — ни Мэри Сурратт, ни бесчисленные дамочки под дверью — никто не мог вызвать в Буте такие чувства. Страсть к ней была сильной, такой же сильной, как к театру.
До нее все женщины были обещаниями невыполнимыми.
В минуты отдыха Бут прогонял тишину историями из своего детства: слово «СТРАНА» в огне…цыганка… чувство неизбежного величия в будущем — такого, что не даст ни деньги, ни слава. Девушка с кожей цвета слоновой кости приблизила губы к его уху и стала рассказывать о пути, который обязательно приведет к величию. Возможно, он поверил ей; возможно, расценил это как очередную забаву с юной любовницей — но уже на следующую ночь Джон Уилкс Бут пил ее кровь.