Кроме того, Мэри была весьма привлекательна: круглолицая, розовощёкая, со светло-каштановыми волосами, слегка отливающими бронзой, с пронзительными голубыми глазами, сияющими из-под длинных ресниц. Её лёгкая полнота не считалась в те времена недостатком — она позволяла следовать моде и смело оголять руки и шею{106}.
Появление Мэри в Спрингфилде было частью общего движения населения страны на Запад. Семейство Тодд постепенно перебиралось из Кентукки в более перспективный Иллинойс. Первым здесь появился дядюшка Мэри, Джон, во время войны 1812 года военный медик, а с 1827 года один из самых почтенных докторов Спрингфилда. Он стал патриархом влиятельного семейства в Иллинойсе. Джон Тодд Стюарт, старший партнёр Линкольна, приходился Джону Тодду племянником, а Мэри — двоюродным братом. Доктор и адвокат прочно обосновались в Иллинойсе, и дочери Тоддов начали одна за другой приезжать в Спрингфилд в надежде составить себе выгодную партию из числа представителей местного общества. Всех вдохновлял успех старшей сестры Мэри, Элизабет, вышедшей замуж за перспективного иллинойсского политика, губернаторского сына Нинью Эдвардса. С 1835 года всё большое семейство стали называть «кланом Тоддов — Стюартов-Эдвардсов» и местной «аристократией». Двухэтажный кирпичный дом Ниньи и Элизабет Эдвардс стал с того времени центром общественной и культурной жизни Спрингфилда. Здесь собирались молодые амбициозные профессионалы Иллинойса. Неудивительно, что приехавшая к Эдвардсам «на пансион» Фрэнсис Тодд благополучно вышла замуж за известного врача Уильяма Уоллиса. Новая семья временно обосновалась в таверне «Глоб», освободив место для следующей дочери Роберта Тодда. Это и была Мэри, которая впервые «присмотрелась» к городу в летние месяцы 1837 года. Тогда она пробыла в Спрингфилде недолго (Фрэнсис ещё не вышла замуж), и до нас не дошли сведения о каких-либо её контактах с Линкольном, как раз переживавшим развязку истории с Мэри Оуэнс. Второй раз Мэри приехала в мае 1839 года на свадьбу Фрэнсис и осталась у Эдвардсов надолго. Именно тем летом в День независимости губернатор Иллинойса официально объявил Спрингфилд новой столицей штата. А Линкольн приобрёл новую долю известности «Лицейской речью»[13] о неизбежной смене поколений в политике, о том, что мало жить только памятью о героических предках времён Войны за независимость: «Они были столпами Храма свободы, и теперь, когда время их искрошило, Храм может упасть, если мы, их потомки, не поставим на их места новые колонны, новые столпы»{107}.
Авраам и Мэри увиделись на большой официальной вечеринке в конце 1839 года, организованной в честь важного по меркам Иллинойса события — открытия первой в Спрингфилде сессии Законодательного собрания штата. Линкольн заседал там уже третий срок и, более того, помог своему партнёру Стюарту победить демократа Дугласа в соперничестве за место в Конгрессе США. К тому же летом 1839 года Линкольн был избран в городской совет Спрингфилда. Таким образом, он утвердился в политической элите Иллинойса. Поэтому, даже не будучи «аристократом», как Эдвардс или Стюарт, он стал одним из распорядителей памятной декабрьской вечеринки-«котильона» (так в то время называли не только танец, но и целый танцевальный вечер с играми и прочими увеселениями). Там, в собрании первых лиц и первых красавиц столицы, тридцатилетний Авраам и заметил двадцатилетнюю Мэри. Согласно семейной легенде, именно тогда он пригласил очаровавшую его даму на танец, сразу признавшись, что танцует ужасно. «И он не обманул»{108}, — с улыбкой заметила Мэри кузине. Кто-то из знакомых вспоминал, что среди танцующих длинный Линкольн напоминал бога Юпитера, свешивающегося из облаков, чтобы взглянуть на то, что делается на земле{109}.
Худой долговязый Авраам и невысокая пухленькая Мэри будто символизировали весь контраст их положения. Как писал друг Линкольна Херндон, «по телосложению и физическим параметрам, по образованию, воспитанию, происхождению и темпераменту — по всему она была прямой противоположностью Линкольну»{110}. Однако довольно скоро стало ясно, что у них много общего, и силы притяжения начали брать верх над силами отталкивания. Как Авраам, так и Мэри происходили из Кентукки. Оба рано лишились матерей и воспитывались мачехами, оба с детства пристрастились к чтению, любили поэзию и знали наизусть одних и тех же авторов: Шекспира, Бёрнса… Оба были увлечены политикой, поддерживали вигов, и если Линкольн восхищался Генри Клеем, то для Мэри он был не только героем, но и соседом и другом семьи! Мэри любила поговорить, а Авраам, неискушённый в ведении светских разговоров с дамами, был готов её слушать. Она была экстравертом, а он интровертом. Сестра Мэри вспоминала, что не раз бывала свидетельницей их бесед: «Линкольн был весь внимание, он не мог отвести взгляд от Мэри. Казалось, его притягивала какая-то непреодолимая сверхъестественная сила. Он слушал и почти не мог вставить слово…»{111}
13
Спрингфилдский «лицей» был не столько образовательным, сколько просветительным учреждением — лекторием и дискуссионным клубом.