Совершенно неожиданно для всех Авраам выбрал в напарники выпускника иллинойсского колледжа Уильяма Херндона, начитанного, разговорчивого, но мало кому известного. Мало кому — но не Аврааму Линкольну. Билли Херндон служил в лавке Джошуа Спида и так же, как в своё время Линкольн, ночевал над ней на втором этаже. Он был «книжником» и читал авторов, о которых в Иллинойсе никто не слышал: какие-то Фихте, Кант, Бокль, Ренан… С 1841 года он посвятил себя подготовке к юридическому будущему, а экзамен на адвоката сдал как раз в декабре 1844-го{141}. Линкольн, решив начать своё дело, отправился прямо домой к Херндону и без обиняков предложил ему стать партнёром. 25-летний Уильям заговорил о неуверенности в своих силах, о недостатке практики и опыта, но Авраам заявил напрямую: «Билли, главное, что я могу доверять тебе, а ты мне».
«Всю свою жизнь, — вспоминал Херндон, — я гордился тем, что на протяжении всего нашего долгого партнёрства, вплоть до того, как смерть разлучила нас, у нас не было никаких личных разногласий и недопонимания. Я никогда не стремился пользоваться результатами его политической славы, не искал себе тёплого местечка, мы всегда ладили друг с другом. Позже, когда Линкольн стал более знаменитым, а наша практика приобрела внушительные размеры, многие пытались оттеснить меня от Линкольна, чтобы занять место партнёра. Один из таких претендентов попытался указать Линкольну, что присутствие Херндона ослабляет престиж фирмы. Я до сих пор вспоминаю как комплимент резкий ответ Линкольна: „Думаю, я хорошо разбираюсь в своём бизнесе. Я знаю Билли Херндона лучше, чем кто-либо, и даже если то, что вы говорите, правда, я предпочитаю работать с ним“»{142}.
Как и Логан, Билли проявил склонность к въедливой сидячей работе, к корпению над бумагами и сводами законов, освобождая для Линкольна ту часть работы, которую он любил и умел делать. Львиную долю её составлял так называемый объезд судебного округа. Эту сторону сотрудничества он унаследовал ещё от Стюарта, а Логан вообще полностью доверил её младшему партнёру. Штат Иллинойс был разделён на судебные округа, в каждый из которых входило несколько графств. Окружные судьи и адвокаты должны были периодически приезжать в суды каждого графства и решать все накопившиеся к тому времени дела. Целая команда собиралась в центре графства, проводила выездную сессию суда, потом отправлялась в соседнее графство, потом дальше, по кругу, пока он не замыкался в Спрингфилде. Юристы проделывали более 800 миль по просёлкам Иллинойса. Спрингфилд принадлежал к Восьмому судебному округу, занимавшему территорию площадью более десяти тысяч квадратных миль. Его крайние точки отстояли друг от друга на 120–160 миль. В первый объезд Линкольн отправился ещё в 1839 году. С тех пор дважды в год, обычно в марте и сентябре, Авраам запрягал коня, клал в седельные сумки смену белья, пару-тройку юридических справочников и пускался в четырёхсотмильную «кругосветку». Это было нелёгким делом: ранней весной и осенью прерии продувались ветрами, в марте засыпавшими путников мокрым снегом, в сентябре беспрестанно орошавшими моросящим дождём. При благоприятных условиях за час удавалось проехать шесть-семь миль, за день — 35. По размытым дорогам, когда потоки уносили подобия мостов и ручьи приходилось преодолевать вброд, нормой считалась скорость в три-четыре мили в час.
Единственной защитой от дождя в дороге был большой тяжёлый плед, которым Линкольн укрывал и себя, и, насколько возможно, своего неказистого коня Старину Тома. При этом Иллинойс был ещё настолько мало заселён, что в дороге можно было часами не встретить жилья. Привередничать в выборе места для ночлега не приходилось. Бывало, после ночёвки в каком-нибудь фермерском доме Линкольн, выбравшийся из постели в своей жёлтой фланелевой ночной рубашке, обнаруживал, что вода в умывальнике покрылась корочкой льда.
Рассказывают, что как-то раз намёрзшийся за день Линкольн приехал в таверну, до того заполненную гостями, что пробиться к печке, чтобы отогреться, было совершенно невозможно. Тогда Авраам громко распорядился от порога: «Эй, хозяин! Пошли кого-нибудь накормить мою лошадь жареной рыбой!» Толпа зевак немедленно отправилась посмотреть, что это за чудо-лошадь, которая питается жареной рыбой, а Линкольн благополучно устроился на удобном месте у печки…[15] {143}
На судебных заседаниях старое прозвище Честный Эйб обрело новую грань: теперь речь шла не о честности лавочника, а о честности адвоката. Он никогда не брал с клиента лишней платы, никогда не брался защищать людей, если не верил в их правоту. И пусть основную долю забот отнимали мелкие провинциальные тяжбы: о краже скота, о разводе, об ущербе на несколько десятков, редко сотен долларов, о взыскании долгов и платы за товары и т. п. — забавными историями и сравнениями Линкольн умел привлечь внимание судей и присяжных даже к самым неинтересным делам. Он строил свои выступления намеренно упрощённо, без сложных юридических терминов и заковыристых метафор. Как вспоминал Херндон, старший партнёр наставлял его: «Билли, не стреляй слишком высоко — целься ниже, и простой народ будет тебя понимать. Ведь ты же выступаешь для них, а образованные и утончённые граждане поймут тебя в любом случае. Будешь целить слишком высоко — твои идеи пройдут над головами масс, а заденут только того, кого можно было и не задевать…»{144}
15
Похожую историю рассказывали про Бенджамина Франклина, только тот якобы просил подать его лошади устрицы.