Народ вознегодовал, узнав, что внук простого поденщика дерзнул приравнять себя к божествам, служившим предметом старинного поклонения. После этого он еще лучше уяснил себе все величие христианства, где понятие о Боге вечном, бесконечном и едином делало невозможным такое безумное присвоение имени со стороны простого смертного.
Это беспокойство Домициана, невероятная дерзость его безумной прихоти, его попытки к восстановлению религии в свою очередь послужили основанием для развития некоторых событий.
Движимый страхом перед потомками Давида, которые должны были, как ему казалось, явиться разрушителями его империи, Домициан отправил в Иудею одного военачальника, уполномоченного разыскать и привести в Рим потомков этого ненавистного ему рода.
Затем, чтобы предложить народу грандиозное и ужасное зрелище, которое переносило бы его к самым отдаленным временам истории Рима, он задался целью уличить великую весталку в таком преступлении, которое позволяло бы приговорить ее к смертной казни со всеми ужасами обстановки приготовления к наказанию, назначаемому виновным девственницам за нарушение обета. Наконец, заподозрив в христианстве членов своей семьи, этот убийца своих двоюродных братьев желал обрушиться на них всей своей яростью, дабы предложить оскорбленным божествам кровавое искупление.
Таковы были намерения императора, когда он уезжал из Рима для окончания войны с дакийцами.
Нечего поэтому удивляться, что бесчестные доносчики прилагали все усилия, чтобы дать пищу ненасытной жестокости Домициана. Задача Марка Регула состояла в том, чтобы проследить за Флавием Климентом и его женой Флавией Домициллой, не состоят ли они в числе последователей Христа. Кроме того, он же старался найти улики против великой весталки, чтобы обвинить ее и ее сообщника Метелла Целера.
Домициан придавал тем большее значение обвинению великой весталки в бесчестии, что он раскаивался в упущении подходящих случаев, имевших место в начале его царствования и представлявших ему прекрасный повод придать суровый урок жрицам Весты за нарушение обетов девственниц.
И вот услужливый исполнитель предначертаний Домициана Марк Регул для своих гнусных целей доносчика подкупил Дориду, прислужницу божественной Аврелии, а из разговора с Палестрионом выуживал сведения об отношениях Метелла Целера и великой весталки.
Однако в тот момент, когда, по расчетам Регула, его цель была почти достигнута, в жилище божественной Аврелии появляется купленная ею на рынке рабыня, и с этого момента история принимает совсем другой оборот.
Часть вторая
Невольница
I. Сватовство могильщика
За несколько месяцев до описываемых событий произошло одно немаловажное обстоятельство в цирюльне брадобрея Евтрапела, о котором нельзя не упомянуть.
Евтрапел не любил торопиться, а брил щеки и подбородки своих клиентов с чувством, с толком и с расстановкой. Поэт Марциал сочинил по этому поводу не лишенное остроумия четверостишие:
Цирюльня Евтрапела была одной из образцовых и наиболее посещаемых в Риме заведений подобного рода. Цирюлен в Риме было очень много, так как заботливость римлян о внешности возведена была в культ.
Особенной приманкой для посетителей цирюльни Евтрапела была говорящая сорока, которая умела подражать человеческой речи, реву животных и даже звукам музыкальных инструментов. По особому знаку хозяина она тотчас же произносила целую похвальную речь императору Домициану. И Евтрапел никогда не упускал случая дать ей этот знак, когда клиент его был сенатор, верховный жрец или даже всадник. Толпа щеголей всех званий и сословий наполняла цирюльню счастливого брадобрея, и надо сказать, что умная птица немало способствовала его славе, хотя и вполне заслуженной им самим.
Матроны, законодательницы мод и красоты, никогда не проходили мимо этой лавочки без того, чтобы не остановить перед ней свои носилки, возок или те изящные, украшенные шелком и запряженные быстроходными конями колесницы, которыми они правили сами.
Щеголи не знали более ловкого брадобрея. Никто лучше его не мог завить волнистые кудри или выжечь легкий пушок на щеках, руках и ногах. Его пемза была так мягка, что сообщала коже лоск слоновой кости. Сестерции так и падали в его денежный ящик, увеличивая богатство предприимчивого брадобрея.