Ему были знакомы все обороты выражений в Декарте и Кондильяке, но он затруднился бы перевести выражения в романах Поль де Кока. Те, которые говорили о нем, определяли его характер словами, что он нисколько не похож на офицера; но был один кавалерийский полк, которым он командовал во время достопамятного и отчаянного нападения на русские пушки, солдаты которого могли бы рассказать другое о капитане Бёльстроде. Возвратившись из Крыма, он, между другими отличиями, привез раненую ногу, которая на время лишила его возможности танцевать. Следовательно, Тольбот Бёльстрод из чистой благосклонности, или из того равнодушия ко всему, которое легко принимается за отсутствие эгоизма, согласился воспользоваться предложением быть на бале в Фельденском замке.
Гости банкира не принадлежали к тому очаровательному кругу, который был знаком гусарскому капитану; поэтому Тольбот, после представления хозяину, вмешался в толпу, собравшуюся в дверях танцевальной залы, и спокойно смотрел на танцующих; и на него также обращено было внимание, потому что он принадлежал к числу таких людей, которые не смешиваются с толпою.
Высокий, с широкой грудью, с бледным выбритым лицом, орлиным носом, чистыми, холодными серыми глазами, густыми усами, черными волосами, так плотно обстриженными, как будто он только что вышел из тюрьмы, он составлял поразительный контраст с юным корнетом с желтоватыми усиками, который приехал с ним. Даже оконтуженная нога, которая в других могла бы показаться недостатком, придавала изящество его наружности и, в соединении с блестящими орденами на груди, говорила о подвигах, недавно сделанных.
Он весьма мало интересовался веселым собранием, вертевшимся перед ним под музыку вальса Шарля Альбера. Он слышал прежде ту же самую музыку, выполняемую тем же самым оркестром; лица, хотя незнакомые ему, были не новы: смуглая красавица в розовом, белокурая в белом, высокая, величественная в шелку, кружевах, бриллиантах, скромная в белом крепе и розовых бутонах. Все эти знакомые сети из газа и дымки находились перед ним; он избавился от них; и пусть имя Бёльстрод исчезнет из истории корнваллийского дворянства, не оставив никаких следов, кроме имени на надгробном памятнике, но оно никогда не будет помрачнено недостойной породою, не будет загрязнено в разводном суде виновной женщиной.
Он стоял, прислонившись к косяку двери, опираясь на свою трость и лениво спрашивая себя: могло ли что-нибудь на земле вознаградить человека за труд жить на свете, когда корнет Мольдон подошел к нему с женщиной, рука которой, обтянутая перчаткой, небрежно лежала на его руке, с богиней, шедшей с ним рядом. Эта богиня была изумительно прекрасна в белом платье с пунцовыми цветами; она была как-то мучительно-ослепительна, упоительно-блистательна. Капитан Бёльстрод служил в Индии и раз попробовал страшно крепкий напиток, от которого пившие его люди чуть не сходили с ума, и он не мог удержаться, чтобы не подумать, что красота этой женщины имела свойство, походившее на этот напиток, свойство варварское, опьяняющее, опасное и сводящее с ума.
Его товарищ представил его этому чудному существу, и он узнал, что ее земное имя Аврора Флойд, и что она наследница Фельденского поместья.
Тольбот Бёльстрод опомнился в одну минуту. Это повелительное существо, эта Клеопатра в кринолине, имела низкий лоб, нос, отступавший от линии красоты, и широкий рот. Что если она была новой западней из белой кисеи с приманкой из искусственных цветов, как все остальные? Она имела пятьдесят тысяч фунтов приданого, следовательно, не нуждалась в богатом муже; но она была никто, следовательно нуждалась в положении и, без сомнения, читала о Бёльстродах в великолепных страницах Бёрка. Вследствие этого серые глаза стали холоднее прежнего, когда Тольбот поклонился наследнице.