Мистеру Чиверсу было запрещено выпускать с глаз Стива при каких бы то ни было обстоятельствах, кроме только если Стив пойдет домой, где мистер Гримстон обыскивал его жилье, и тогда мистер Чиверс должен был опередить его и предупредить своего начальника. Куда бы ни пошел Стив Гэргрэвиз, мистер Томас Чиверс должен был следовать за ним; но более всего действовать таким образом, чтобы не возбудить подозрения в Стиве, что его подстерегают.
Следовательно видно, что бедному Чиверсу нелегко было действовать, и что действовал он довольно искусно. Если Стивен Гэргрэвиз сидел полдня в буфете, мистер Чиверс должен был найти предлог, чтобы просидеть там столько же времени. Если Стив выказывал расположение к разговорчивости и давал своему собеседнику случай вступить с ним в дружеский разговор, помощник сыщика должен был употребить все свое искусство и осторожность, чтобы воспользоваться этим золотым случаем.
Удивительно устроило Провидение, что вероломство, которое показалось бы ненавистным и ужасным во всяком другом человеке, считается совершенно законным в том, кто отыскивает убийцу или вора. Гнусные орудия, которые преступник употреблял против своей жертвы, в надлежащее время употребляются против него; и злодей, смеявшийся над бедной обманутой жертвой, погибнувшей посредством его обманов, бывает пойман, в свою очередь, каким-нибудь обманом нанятого шпиона. Для отверженников общества слово «честь» ничтожно и пусто. Их существование составляет беспрерывную опасность для невинных женщин и честных мужчин; и сыщик, обманом доводящие его до заслуженной им участи, оказывает такую услугу обществу, которая перевешивает, без всякого сомнения, вероломство способов, посредством которых она сделана.
Но мистер Стивен Гэргрэвиз не подал случая, которого Том Чиверс поджидал; он сидел угрюмо, молча, глупо, неприступно; а так как Тому приказано было не навязываться к нему в друзья, то он должен был отказаться от всякой мысли втереться в милость к Стиву. Это делало еще труднее обязанность караулить его. Не так-то легко следить за человеком, не показывая этого.
День был рыночный и город наполнен шумными деревенскими жителями. Гримстон вдруг вспомнил это, и это нисколько не успокоило его.
«Чиверс никогда меня не продавал, — думал он, — и, наверное, не сделает этого теперь. Верно, они сидят где-нибудь в другой таверне. Я пойду поищу их».
Я уже сказала, что Гримстон ознакомился со всеми тавернами, которые посещал Стив. Следовательно, ему не долго было заглянуть в три или четыре таверны, где всего вероятнее было и найти Стива и узнать, что его там не было.
«Он, верно, шатается по городу, — думал сыщик, — а за ним мой помощник. Пройду по рынку и посмотрю, не найду ли их там».
Гримстон повернул из той улицы, по которой он шел, в узкий переулок, который вел на широкую площадь рынка.
Сыщик шел, беспечно засунув руки в карманы и с сигарою во рту. Он имел полное доверие к Томасу Чиверсу, и толпа на рынке нисколько не уменьшила его уверенность.
Мистер Гримстон осматривался вокруг с выражением несколько презрительного удивления на обычаи и привычки этих туземцев, которые в рыночный день являются в тихий город. Он остановился на углу небольшой лестницы, которая вела к двери театра, и прочел старую афишку, прибитую над дверьми. Это были объявления о представлениях, давно уже бывших. Тут же было прибито и объявление о награде, предложенной Джоном Меллишем за открытие убийцы.
«Для меня удивительно, — бормотал Гримстон, — что это объявление не открыло глаза донкэстерским дуракам. Но они никак не могут отступить с того следа, на который они ошибочно попали. Если я могу поймать его прежде, чем они раскроют глаза, это будет такое дельце, какого мне не случалось давно обделывать».
Рассуждая таким приятным образом, Гримстон отвернулся от театра и пошел через рынок. Там шумно шла продажа и покупка; поселяне громко восхваляли достоинство цыплят, масла и яиц; мясники спешили удовлетворять требования кухарок, а с другой стороны шла суматоха около зеленщиков и продавцов рыбы. Среди всего этого шума и всей этой суматохи мистер Гримстон вдруг наткнулся на своего верного союзника, бледного, пораженного ужасом и одного!