Герцогиня кивнула:
- В таком случае, тебе лучше немедленно отправиться в постель и как следует выспаться – нам предстоит долгий и насыщенный день.
На этом наша встреча была окончена. Присев перед тетей в уважительном реверансе, я отправилась к себе. Засыпая в этот вечер, я улыбалась, мечтая о том, какой чудесной станет моя жизнь в самой восхитительной столице мира…
Глава 2
Утро выдалось солнечным – под стать моему настроению. Не обращая внимания на ворчание Люсиль о «некоторых мадемуазель, гораздых спать сутки напролет», я с удовольствием завтракала, расположившись в своем будуаре. Люсиль уже хлопотала во всю, раскладывая на кровати мое платье и разогревая щипцы для укладки волос - тетя передала через прислугу, что будет ждать меня через час в карете, так что времени на сборы было в обрез.
- А ты, Люсиль, не хочешь поехать с нами? Тебе тоже стоит обновить гардероб.
Она фыркнула:
- Вот еще. Вы же знаете, мадемуазель, я не поклонница нарядов, да и зачем мне обширный гардероб? Это не мне на балах отплясывать.
- По-моему, ты не в духе сегодня. Что-то случилось? – беспечно улыбнулась я, наблюдая в зеркало за ловкими движениями горничной. Она только рукой махнула:
- Да нет, ничего. Повздорила с местным конюхом. Он совершенно отвратительно обращается с лошадьми.
Я лишь вздохнула. Всепоглощающая любовь Люсиль к животным была моей вечной головной болью. Эта девушка относилась к любым зверушкам, даже к насекомым, точно так же (если не лучше), как и к людям. И это служило источником постоянных конфликтов с самыми разными людьми. Увидев, как кто-то подстегивает лошадь кнутом, или замахивается на собаку, она не могла оставаться в стороне. Да о чем говорить, если даже банальные мышеловки служили объектом для ее неодобрения, а люди, их ставящие, сразу же перекочевывали в список смертельных врагов.
- Я скажу, чтобы он вел себя с ними помягче, - заверила я пылающую праведным гневом девушку. – А ты постарайся все же не слишком ссориться с местной прислугой. Мне бы не хотелось, чтобы на мою горничную ополчился весь дом.
- Да, мадемуазель, - скромно потупилась она. Но мы обе знали, что при первом же признаке плохого обращения с животными она все равно не сможет держать язык за зубами.
Попрощавшись с Люсиль, я спустилась в холл, где вежливо поздоровалась с дворецким и лакеями, менявшими цветы в огромных вазах, и вышла на крыльцо. Сверкающий лаком экипаж, украшенный гербом дю Рашете, уже стоял у подъезда. Кивнув груму, услужливо распахнувшему дверцу, я забралась внутрь и уселась на мягкое сиденье напротив герцогини.
- Доброго утра, тетя Анна.
- И тебе, Аврора. Надеюсь, тебе хорошо спалось на новом месте? – вежливо поинтересовалась она, но тут же продолжила, не дожидаясь моего ответа:
- В первую очередь поедем к мадам Сесилии, она лучшая модистка в столице. Закажем тебе полный гардероб, включая платье для Весеннего Бала. Затем обувная и шляпная мастерская, а там посмотрим.
Всю дорогу тетя болтала без умолку, рассказывая мне о жизни столицы и делясь последними сплетнями, так что когда мы наконец остановились у роскошных витрин модного дома мадам Сесилии, голова у меня шла кругом от обилия информации обо всем на свете: от моных в этом сезоне фасонов перчаток до подробного перечня фавориток императора вместе с именами и титулами их супругов за последние десять лет.
Не успели мы выйти из кареты, как наперерез нам кинулся лакей, одетый в лиловую с серебром ливрею, чуть не сшибив с ног. Я хотела было возмутиться и призвать нахала к ответу, но тетя чуть сжала мой локоть и едва заметно покачала головой. Из услужливо распахнутых лакеем дверей выплыла молодая, роскошно одетая женщина. Ее сиреневое платье с узором из серебряных виноградных листьев отличалось очень широким панье, так что в двери пришлось проходить боком, покрой бархатного, темно-фиолетового жакета, выгодно подчеркивал тонкую талию, черную фетровую шляпу с загнутыми полями венчал грандиозный плюмаж из фиолетовых и серых страусовых перьев, в ушах, на шее и на руках сверкали бриллианты. Картину дополняли волосы, покрытые розовой пудрой, ярко подведенные глаза и губы. Черты ее лица были миловидны, но чересчур резки, кроме того на них лежала печать невыносимой скуки и презрения ко всему окружающему миру. Едва кивнув тете в знак приветствия, она села в свою карету, удостоив меня лишь мимолетным, безразличным взглядом. Свистнул бич, и карета укатила, разбрызгивая во все стороны лужи.