— О чём, интересно?
— Взгляни на меня и попробуй угадать!
— Ты, наверное, постриг бороду?
— Нет, не угадала.
— Говори сам, я должна ехать, а то опоздаю.
— Я стану… нет, лучше по-другому. Мы с Аннет станем… родителями!
— Ах, как замечательно! — воскликнула мама. — И когда, Бранде?
— К Рождеству. У вас ещё осталась книжка по уходу за новорождёнными?
— Вон она, на полке, — показал папа. — Но скажи, вам не будет холодновато в летнем домике?
— Да, — с несчастным видом признался дядя Бранде. — Он не приспособлен к зиме, хотя мы его всячески утепляли. И та комната, которую я снимаю в городе, тоже не подходит. Хозяйка говорит, что не потерпит в квартире младенца.
— Ах, вот как, — папа был озадачен. — Мы ещё поговорим об этом вечером.
— Да, вечером, — подхватила мама. — Мне тоже есть что с вами обсудить.
И она тут же убежала, а что она собиралась с ними обсуждать, никто тогда толком не понял, да и времени у них не было: папа разучивал речь, Аврора играла с Сократом, а дядя Бранде морально готовился к тому, чтобы продавать торты.
Жители Тириллтопена привыкли время от времени слушать уличную музыку. В городке имелся свой собственный школьный оркестр, который иногда выступал на открытом воздухе. Но в этот день на улице играли сразу два оркестра. У одного на знамени красовался грузовик, и он играл так громко, что заглушал всё вокруг. Это был духовой оркестр водителей-дальнобойщиков, и в нём участвовал сам отец восьмерых детей, который играл на цугтромбоне.
Словом, этот день ничуть не походил на обычный, но, когда на площадь Тириллтопена въехал грузовик духового оркестра, люди и вовсе оторопели и смотрели во все глаза. В кузове стояла самая настоящая пирамида, на каждой ступеньке которой лежало по торту, а рядом с пирамидой стоял бородатый здоровяк в широком белом переднике. Он размахивал молотком и громко кричал:
— Всем, всем жителям города! Добро пожаловать на площадь! Всем мужчинам, женщинам и детям! Здесь состоится серьёзнейшее и самое сладкое из собраний! Берите с собой деньги! Ведь здесь и сейчас состоится аукцион! И вы сможете приобрести отличные торты!
Дядя Бранде умолк, и тут же грянула музыка обоих оркестров, вступивших на площадь. Музыка созывала народ. И народ собрался. Звуки отражались от стен зданий, смешивались и улетали прочь.
— Займись Сократиком, когда я взойду на трибуну, Аврора, — сказал папа.
— Хорошо. Ой, сюда пришла Биттелиттен со своей мамой и Пуффи! Папа, что же мне делать?
— Стой спокойно и будь умницей! — посоветовал он. — Мы пришли сюда не ссориться, а для другого! Для того, ради чего придумали этот праздник.
Аврора серьёзно кивнула Биттелиттен, а Пуффи подошёл к ней и подал лапу.
— Пуффи боится музыки, — сказала мама Биттелиттен, — но хочет быть с нами. Он считает, что нам без него не обойтись. Вы подумайте, какие здесь торты!
— Это мы испекли их, — сказала Аврора. — Ну не все, а только один, да и он, кажется, не самый лучший.
Тут же к толпе подошли Нюсси с Бритт-Карен, и Аврора подумала: «Ну вот, сейчас они всё испортят».
Но папа, по-видимому, уже поговорил с Нюсси, потому что она сказала:
— Мы больше ненавидеть не будем. Твой папа сказал, что мы можем спокойно стоять и радоваться. Ты видела торт, который испекла мама? Он самый лучший из всех. Это — крендель-торт!
— Конечно. — В эту минуту Аврора соглашалась со всем, что ей говорили, так она обрадовалась.
Тут же появилась и мама. Но кого она привела с собой? Папину маму и ту женщину, которая жила в её доме. Как же её звали? Лужица!
— Я решила пригласить их, — сказала мама. — Маме Эдварда наверняка захочется послушать, как выступает её мальчик.
А её мальчик уже взобрался на трибуну. Он был бледен, но выглядел очень решительно.
— Это мой папа, — сказал Сократ. — Папа мой.
— Ага, — согласилась Аврора. — И сейчас мы послушаем, что он скажет.
Сократ очень удивился тому, что папин голос заговорил так громко. Он словно зазвучал во всех местах на площади сразу.
— Дорогие жители Тириллтопена, — обратился папа к толпе в микрофон. — Я сейчас задам вам один вопрос, а вы попробуйте ответить! Сколько, по-вашему, стоит куст красной смородины?
— Сто крон, — сказал один маленький мальчик.
— Нет, не так много, — сказал папа, — гадайте дальше!
— Пятьдесят, — раздался другой голос.
— Это слишком дорого. Назовите цифру поменьше!
— Пятнадцать крон, — сказала маленькая девочка, которая стояла прямо под трибуной.