— Давай, работай, — постановил директор, надеясь, что все утрясется.
Однако последовало продолжение вне стен института: люди в масках, наверное, какие-то спецслужбы, увели из дома брата-инвалида Авроры — пропал. Говорили, что это последствие инцидента, а может, и нет. По крайней мере, этот случай не единичен: молодые люди, как-то причастные к боевым действиям и даже сочувствующие, пропадали бесследно еженощно.
Пропала и Аврора. Правда, официально взяла отпуск на неделю, и все знали, что она занимается поисками брата. Видать, какое-то движение навела, потому что, как-то поутру, без разрешения секретаря в кабинет Цанаева буквально ввалились двое мужчин в гражданке — русский и чеченец. По-хозяйски расселись, и не предоставляя удостоверений, заявили:
— ФСБ России. Как у вас обстановка?.. Кто такая Таусова? Она подвержена религиозному экстремизму? Вы знали, что ее братья боевики? Она оказывает давление на сотрудников?
— Никакого давления — она требует исполнять обязанности, — отвечает взволнованный директор; несмотря на отсутствие отопления — испарина на лбу. — Может, ее уволить?
— Пока повремените, мы вам скажем.
От этих слов директор вскочил, карандаш в его руках хрустнул, наверное, от этого звука он как-то пришел в себя, вновь сел и глядя поверх очков то на одного, то на другого:
— А может, вы еще скажете, как работать, как науку развивать, как кадры растить? Таусова — ученый секретарь, микробиолог!
Эти слова, по крайней мере внешне, не возымели на пришедших никакого воздействия; наоборот, они невозмутимо сказали:
— Вы многого не понимаете.
— Да, я многого не понимаю, — тяжело вздохнул Цанаев. — Если посреди ночи из дома люди в масках могут увести молодого человека, и без суда и следствия он пропадает, то почему бы без стука и разрешения не ввалиться в кабинет какого-то «непонимающего» директора какого-то там НИИ?! А между прочим — это учреждение Российской Академии наук, — с подчеркнутым ударением на последних словах сказал Цанаев, — и Ученый совет института решает, кого избирать ученым секретарем, а кого нет. А у ФСБ, по-моему, иные функции. Или по вашей указке нам кадры выбирать?
Пришедшие переглянулись, и чеченец на родном Цанаеву сказал:
— Неуместная речь, и вы многого не понимаете.
— Да, я ученый, — еле сдерживается Цанаев. — И ваших темных делишек и вашу войнушку — бизнес на крови — не понимаю и понимать не хочу. А речь моя, конечно же, неуместная, как и ваш визит ко мне, — при этих словах он встал. — Еще есть у вас ко мне вопросы?
— Хм, — удивленно ухмыльнулись пришедшие, тоже встали. — Мы ради вас стараемся. Как хотите, — они и войдя не подали руки, так и ушли.
А Цанаев занервничал, весь день он был как-то придавлен, озабочен, а с наступлением ранних зимних сумерек стало усиливаться чувство тревоги, так что он даже не посмел пойти в свою пустующую квар-тиру и до того отчаялся, что, ища защиты, он набрал номер Главы, чего ранее, даже будучи советником, никогда не делал, — обычно, если надо, его вызывали.
— Я в Гудермесе, на работе, — говорит Глава. — Сам не выезжай. Я за тобой высылаю машину с охраной.
От Грозного до Гудермеса путь недолгий; правда, более десятка блокпостов, где кое-какая жизнь, по крайней мере, свет от движков, а меж блокпостов никакого движения, ни одной машины, хотя всего восемь вечера. А вокруг, до самых гор, заснеженные волнистые поля, отражающие под луной безмолвный фосфорно-мертвецкий фиолетовый свет, который и без того наводит на Цанаева щемящую тоску. Зачем он едет к Главе? По такому пустяку жалобится. Словно в республике иных забот нет. Однако Глава, всегда подчеркивающий, что его первый Указ был о поддержке науки и образования в Чеченской Республике, встретил его радушно:
— Ну, как поживает наша наука? — и, выслушав рассказ Цанаева: — Конечно, в кадровые вопросы никто не должен вмешиваться. Вместе с тем, экстремизм пустил глубокие корни. Надо действовать сообща, а с конторой лучше дружить, как-никак, но они стоят на защите государства… Не волнуйся, я позвоню к председателю ФСБ, все будет нормально. Может, здесь останешься? У меня много бумаг, лишь по ночам время есть посмотреть, — и, уже провожая Цанаева: — Кстати, а как фамилия ученого секретаря?.. Таусова? — Глава задумался, видимо, что-то вспоминал. — Знал я этих Таусовых, — молодые, в чем-то заблуждались. Но лихие, смелые и честные были парни. Слово — камень.
— Все о них так говорят, — поддержал Цанаев.
— Да, бескорыстные, идейные, настоящие патриоты… Их все уважали и боялись. По-моему, один выжил.
— Вроде, его недавно ночью увели, исчез.