— Есть, — одними губами ответила Ирэн, — Но все позже будет — в другое время. А что бумаги?
— Бумаги, что у Антоновского пропали вместе с сюртуком, крайне важны. Это не закладные и не векселя. Там политика. Мы, знаете ли, всегда помогаем друг другу, так и Михаил Михайлович нас вниманием не обходит.
— Он что тоже на службе?
— Какой там. Ему наши оклады — пыль. Помогает, потому как судьбой страны обеспокоен, особенно в последнее время.
«Понятно, — проглотила пилюлю Ирэн, — Значит не одна я такая Кассандра. Антоновский тоже что-то в нашем времени углядел».
— Заходите-заходите, — приоткрыл створку дверей Зубатов, — С окружающими меньше говорим, больше слушаем. Вон он Михаил Михайлович.
Действительно, из-за дальнего края богато сервированного стола поднялась рука в белой перчатке и призывно помахала.
— Идемте, Ирочка, — ловко проскользнул за спинами собравшихся кучкой дам Зубатов, — Ждут-с нас.
Ирэн почувствовала на себе множество взглядов. Казалось, что и дамы, за спиной которых она сейчас проходит, пялятся на нее боковым зрением.
«Чушь!» — одернула себя девушка и, гордо вздернув голову, пошла за Сергеем Васильевичем.
Стул рядом с купцом Антоновским оказался очень удобным. Не то что кресло в кабинете полицмейстера.
Зубатов устроился по другую руку Михаила Михайловича.
— Сергей Васильевич, — укоризненно глянул на него тот, — Ирочку посередке надо бы.
— Ей говорить неудобно будет, — отозвался сыщик и в голосе его послышались металлические нотки, — Лучще уж вы головой покрутите.
— Ладно-ладно, — смирился Антоновский, — Я ж и забыл, что для вас служба-работа прежде всего.
— Служба-служба, — подтвердил Зубатов, — Хорошо, концы бумажек наших нащупались, а так что быть могло?
— Ладно вам, — морщился мужчина, — Ирочка, давайте я за вами без лакеев поухаживаю.
Ловко оперируя лопаточками, он перетащил на тарелку к девушке несколько кусков заливного и рыбы.
— Севрюга, — шепнул он, — В вашем времени такого не попробуешь. Да и в нашем, пожалуй. Сейчас рассядутся все — разом закончится. — Пошутил он.
— Что делать будем, Ирочка, — наклонился к ним Зубатов, — Как бумаги вызволим?
— У Хитрована дома они, — заговорила девушка, — В матрасе, где спала.
— Целы думаете?
— А что им будет? Они сверху даже не щупаются. Завтра на рынок пойду и объясню Антону, где брать. Принесет.
— Антону? — повернулся купец.
— Неважно, — оборвал Зубатов, — Теперь с вами, Михаил Михайлович. Скажите, — неожиданно Ирэн услышала, как напрягся его голос, — Когда вы на той стороне в последний раз-то бывали?
— На какой? — абсолютно искренне удивился Антоновский.
— Бросьте, Михаил Михайлович, — наступал сыщик, — Мне все известно. Ирочка и сама как раз из того времени.
— В самом деле? — почти не удивился собеседник, — Ну тогда я вспомнил, где видел вас. В Авроре? — Ирэн закивала, — Ну так вот что я скажу, господа. Я же грешным делом как туда попал, ну в Ирочкино время, золотой червончик ювелирам продал и сразу книжек тамошних накупил. Посмотрел, значит, что в ближайшем будущем ждет нас. После как понял, ничего хорошего не видится, решил капиталец свой на ту строну перевести понемногу, но, слава богу, не начал.
— Что так? — в голосе сыщика чувствовалось странное довольство.
— Закрылся переход, Сергей Васильевич, — повернулся к нему купец, — Вчера как раз и закрылся. Хорошо, я с этой стороны был.
Ночь шумела за окном гостиницы. Пасхальный праздник отдавал свою власть новому дню, а на кровати нумера рыдала в пуховую подушку Ирэн.
Отчаяние и боль принесли за собой давно забытое детское состояние — Ирочка лет до десяти страшно боялась наглухо запертых дверей.
Все началось с неожиданной остановки лифта в новой девятиэтажке по соседству. Ирэн осталась тогда на несколько часов один на один с суровой пустотой железной кабины и голосом женщины-лифтера из сетчатого динамика.
После этого даже утерянный от квартиры ключ приводил девушку в состояние замкнутого пространства.
Как часто, радуясь маленьким и большим праздникам, не думаем мы о тех, кому сегодня плохо. Горе и боль не спрашивают и прийти могут в любую минуту. К каждому.
Первый удар после слов Антоновского Ирэн приняла не дрогнув.
Оценивая впоследствии свое состояние, она поняла: сознание попросту раздвоилось, не позволяя оценить происходящее.
Эмоции пришли позже. В гостинице. Разом.