После обеда с Антоновским они заседали втроем. Секретарь Петр Афанасьевич чувствовал себя немного не в своей тарелке.
— Не обращайте внимания, — улучив минутку, шепнул ей сыщик, — Вы ему приглянулись, а как увидел вас на автомобиле с Антоновским, так прямо с лица и спал.
«Смотрите-ка, я популярна», — внутренне радовалась Ирэн, вот только нравы и уклад далекого 1903-го были слишком пуританскими. Теперь ей предстояло оценить, насколько это хорошо.
«Какие насыщенные дни», — переворачивала в голове девушка обед с Антоновским и поездку до жандармского управления на автомобиле.
Внутренние страхи перед возможной яростью воров от ее дружбы с охранным отделением понемногу растворялись. Появилась странная уверенность, что возможность объясниться при случае появится.
«Недаром Лопотуша в дворника возле управления играл, — рассуждала Ирэн, — не иначе как меня высматривал, а может, и еще кого?»
Но день-два — и придется идти забирать бумаги из Хитровановского матраса. Сегодняшняя удача с чуланом только подхлестнула Ирэн на работу.
До самого вечера они с Зубатовым занимались сбором информации по Уфе и губернатору Богдановичу. Депеши летели телеграфом во все концы необъятной России.
В Уфу: — «Срочно добыть фотографии участников боевой группы эсеров».
В Московский департамент полиции: «Просим разрешения привлечь сотрудника «Раскин» как работающего с партией эсеров».
Снова Уфа: — «Доложить привычки и обыкновения генерал-губернатора Богдановича — друзья; родственники; места для прогулок. Взять генерал-губернатора под негласное наблюдение с целью охраны своими силами и не разглашая причин».
На удивление девушки, мол, неужели не донесут наверх, Зубатов только посмеялся. Оказалось, Сергей Васильевич с 1902 года в рамках возглавляемого им Особого отдела занимается помимо политического сыска разработкой и внедрением программы упорядочивания рабочего движения.
— Если у нас, Ирочка, не достает сил выковырять опасную заразу, а революционеры с аферистами всех мастей так или иначе нас опережают, баламутя умы, значит есть нужда сыграть собственную игру. У меня почему, думаете, на верхах такой вес? Работает просто моя программа-то. Рабочие создали нечто вроде профсоюзов и недовольство свое гасят на собраниях. Решения вырабатывают, а мы уж помогаем им те решения проталкивать по своей вертикали. С хозяевами работаем. Каждый должен понимать: спокоен мужик — всем хорошо. Чувствует он поддержку государственную и никогда ни в какие революции играть не соберется.
Оказалось, в Ойске Зубатов тоже занимался именно этим.
— Второй год, Ирочка, как систему отстроили, и хорошо, что самодуров среди губернаторов и полицмейстеров здесь почти нет — поддержка полная. Вот только система та будто дерево какое: поливать приходится, а главный садовник я, так что наразрыв работаем.
Структура, созданная Зубатовым, и выделенные в самостоятельное подразделение силы подчинялись только ему.
— Так что сохраним Богдановича только фьють, — дунул на пальцы сыщик, — никто и не узнает ничего, — Уфимский отдел у нас как раз застоялся. С рабочим движением порядок, вот пускай и побегают, с боевой группой посоревнуются…
Предложения девушки предупредить Богдановича Зубатов отмел сразу.
— Редкостного упрямства человек, — морщился сыщик, — Кого другого сразу бы в игру привлек — этого нет. Знали бы, как он с рабочим движением мне мешался: все стрелять да пороть — одно слово, сынок помещичий. Никак крепостное право забыть не могут. Видимо, папаша его сильно, когда сыночка ростил, по вольнице той убивался. Казнить-миловать, — сердился Зубатов, — кто кому такое разрешил? Не те времена, Ироида Семеновна, совсем не те. Этож счастье-то какое, что вы сюда попали! — воскликнул он неожиданно, — Вы не представляете, насколько каждый человек с пониманием нам ценен, а уж в вашем-то случае эх!
На вопрос о «Раскине» Зубатов отмахнулся, мол, человек проверенный, много случаев убийств упредил, и, если позволят с ним сработать, будет только польза.
«Ладно хоть Михал Михайлович не такой зануда, — перевернулась в постели на спину Ирэн, — Как он там сказал? Секреты объединяют. Похоже, прав он».
За луковым супом и устрицами уединившаяся в кабинете парочка только и делала, что говорила. Оказалось, у каждого накопилась к другому уйма вопросов, и после первой секунды молчания они уже не останавливались.
Купец рассказывал, как вышел прямо с пистолетом в «Аврору» двадцать первого века.