— А чего не побежала, когда Антоха предложил? — посерьезнел Хитрован, — Тебе делов-то? Взяла бумаги и ходу. Сделала, что надо, и атандэ!
— Бумаги, говоришь? — приняла вторую «волну» Ирэн, — Ходу? — злобно глянула она, — А он как же? — ткнула она в Антоху, — Под нож?
За столом повисло молчание, и только пальцы Басарыки забегали чуть быстрее. Как-то не вписывались они сейчас в общую картинку.
— Уймись ты, пианист, — тихо проговорил пятый, что гаркал о законе, и парень сразу убрал руки со стола, — Ты, Ирка, странная какая-то. С виду институточка, а характера у тебя на десять мужиков. Мне когда Федор за тебя обсказывал, я думал часом, не любовь ли у вас. Сейчас гляжу, нет. Я единственный из всех твою историю до конца знаю, и полоскать ее лишний раз нет резона. По правде нашей надо бы тебя зарезать, а по совести, куда ни ткни, ты везде чистая. Ребятишек у себя там спасала, — махнул он рукой, — Ярня-паскуду сосчитала за минуту. Мне когда рассказали, я сильно удивился, что за краля такая в Ойске нашем появилася. Потом легавых развернула, уж не знаю как, но не за наш счет — точно! Здесь-то тишина, будто и не было в городе нас?
— Мы, Ирка, потому и бумаги решили тебе отдать, — продолжил Хитрован, — Просто в них политика, а нам перемены во властях совсем не нужны. Целый сход собирали. Был там, правда, один, что с социалистами банки хлопает, вроде авторитетный каторжанин, а зараза эта революционная уже в ём. Чуть не остановили бедолагу.
— Остановили? — удивилась Ирэн.
— Остановили, значит уже не вор, тетка Ира, — неожиданно заговорил Антоха.
Девушка вздрогнула от неожиданности, но реакции воров на его замечание не было никакой — будто равный кто сказал.
«А он и есть равный, — сообразила Ирэн, — Вор. Только маленький».
— Так что нету нам нужды в твоей смерти, — продолжил пятый, — Берешь бумаги, и делаешь с ними что хошь! Мы же тебя хоть как на разговор вытащили ба, сколько можно Хитровану по углам тихариться? Ясность нужна. Работа страдает! Сейчас уж вышло, как вышло, хотя вроде без сильных жертв. Антоху проверили, теперя тебя. Вроде после этого разговора и дальше жить можно? А, воры?
Одобрительное гудение за столом. Теплота чувств. Доброжелательные взгляды.
— Чай ставь, Ефейка! — распорядился Хитрован, — Ляжешь, Антоха? — тот замотал головой, — Ну теперь твоя очередь, девка, ты же не только за бумагами пришла?
— Нет, — мотнула головой Ирэн, — Я с предупреждением.
— Говори.
— Ярня каждый из нас помнит, — начала девушка, — Самая гадская порода человеческая у него была, ближнего дерьмом мазать. Вроде и не обгадился товарищ, а воняет ото всех, и где враг, не разберешься. — Воры заинтересованно слушали, — Вами чего Зубатов собирался заниматься? — продолжала Ирэн. Донесли ему, что политика у вас, а Лопотуша будто революционных идей с Америки понавез. Вот он, Федор, на вас и прицелился.
— А ты что же? — щурился тот.
— Что-что? — удивилась Ирэн, — Убедила, что нет ничего.
— А он?
— А что он? После Кишиневского погрома ко мне доверие полное.
— Ясно. Дальше.
— Так я о чем сказать-то хочу: Ярень сам такого придумать не мог, есть Федор кто-то, что нажевал ему такого, чтобы донес. Враг у тебя имеется среди близких. Он и про Ярня с охранкой знал, и тебя хотел зачем-то сковырнуть.
— Глубоко копнула, девка, — шевельнулся пятый, — И какие мнения будут, господа воры?
— Я так скажу, — ответил за всех Хитрован, — Вопрос мой, мне и банковать. По Ирке всё?
— Ясна все, — махнул кавказец, — Парядок!
— Басарыка? — повернулся Федор.
— Согласен с Мамукой.
— Дядя Юра?
— За!
— Лопотуша?
— Рад за тебя, дочка, — улыбнулся в бороду гигант, — Честь по чести и себя и нас всех отстояла!
— Закончили, граждане воры, — поставил точку Хитрован, — Кто хочет, чай пьет, а кто по делам валяет. Ты, Ирка, здесь ночуешь?
— Нет, я домой пойду.
— Поедешь, — жестко сказал Федор. — Дядя Юра, сейчас по делам скатается и пролетку вернет через полчасика. Ночью по Ойску одной гулять не стоит.
Давнее чувство воровского товарищества и большой семьи снова поселилось в душе Ирэн. Захотелось сказать что-то теплое, но она побоялась расплакаться. Что-то и так противно щипало в уголках глаз уже с минуту.
— Ладно, Ирка, — поднялся дядя Юра, — Даст Бог, мы с тобой еще свидимся, но если что надо будет по Москве, там меня и найдешь. С любого рынка любой пескарь тебя ко мне приведет. Прощевай.
Сразу ушел и Басарыка, кивнув на прощание лишь головой. Обернулся лишь в дверях и глянул разок острым глазом.