Темный дикарь не всегда ниже христианина. Свирепостью и бессердечностью, раболепием и распущенностью однорукий Шелдон намного превосходил любого туземца Верхней Ярры.
Работал он добросовестно, однако его угрюмый, злобный характер и оскорбительная грубость отталкивали от него товарищей, но особенно не любили и избегали его чернокожие, посещавшие усадьбу. И все же Кунууарра относилась к нему с необъяснимым интересом. Теперь ее смутные болезненные мечты приняли форму вполне определенной галлюцинации. Никак не стараясь привлечь его внимание, она была всегда рядом, грустно и выжидательно наблюдая за ним. Она недоумевала, но была настойчива, как всякий, кто вкладывает всю душу в последнюю надежду.
Для приятелей однорукого Шелдона ее поведение служило темой грубых шуток, а он, выслуживаясь перед хозяином, всегда обращался с женщиной подчеркнуто грубо и презрительно. Как только представлялся случай, он старался ударить ее хлыстом, который всегда носил с собой, — но ни страх, ни враждебность не смущали грустного терпения, владевшего всем ее существом. Тихая и покорная, находя поддержку лишь в неотвязной мечте, такой смутной, что ее нельзя было назвать надеждой, она ждала и ждала, в то время как проходили бесполезные дни.
Между тем Шелдон вел себя прекрасно. Несомненно, теперь, после того как этот преступник освободился от давивших его всю жизнь неблагоприятных условий, в его озверевшей душе пробудились скрытые до того лучшие качества.
После того как прошло полгода его службы на ферме, хозяин охотно согласился на его брак с женщиной из Мельбурна, которую он знал еще на Земле Ван Димена, когда оба были отданы одному хозяину. И вот Шелдон отправился в Мельбурн вместе с погонщиком волов, посланным туда за продуктами, и вернулся на станцию с новобрачной.
Во всех отношениях эта женщина была прямой противоположностью неуклюжему грубияну, с которым она связала свою судьбу. Изящная, с хорошими манерами, с острым взглядом, классическими чертами, горячая и решительная, она явно принадлежала к тем, кто заходит далеко и в хорошем и в плохом. Ее сослали за детоубийство.
Кунууарра, казалось, интуитивно заранее знала и понимала все поступки Шелдона. Со времени его возвращения на станцию она уже не ходила за ним по пятам, хотя поддерживала прежние приятельские и даже дружеские отношения с белыми женщинами и детьми в усадьбе. На склоне горы в полумиле от усадьбы она построила шалаш, и красные отблески костра были видны там каждую ночь, в дождь и в сухую погоду; одинокая женщина продолжала жить, ожидая неизвестно чего.
С самого начала было ясно, что жена Шелдона относится к нему с презрением, которое вскоре переросло в невыносимое отвращение; муж, естественно, по-своему злобно и шумно выражал свое недовольство. Но однажды утром, примерно через месяц после женитьбы, он избил ее хлыстом, — его толкнуло на этот поступок скорее грубое сознание власти, чем раздражение. В этот день он ел на общей кухне, а его жена весь день оставалась дома. Вечером он пошел домой, но через минуту работники увидели, что он медленно, пошатываясь, вздернув руку, выходит из хижины. Трое или четверо мужчин, стоя в дверях своих хижин, смотрели, как он приближался, часто останавливаясь, словно набираясь сил, а потом с трудом делая еще несколько шагов вперед. Когда он подошел ближе, они увидели в его правом боку полукруглую рукоятку ножа, — только рукоятку: восьмидюймовое лезвие было всажено до конца.
— Погодите, не трогайте!.. — задыхаясь, пробормотал он. — Как только вытащите — мне конец!.. Запомните, это я сам! Где хозяин?
Они притащили скамейку и, поддерживая, усадили на нее обессилевшего Шелдона. Подошел скваттер.
— Кто это сделал? — спросил он.
Умирающий, словно очнувшись, с трудом сказал:
— Я сам! Запомните, я сделал это сам! А теперь, ради бога, вытащите!..
Скваттер подал знак одному из работников, и тот осторожно вытащил нож.
— Помните!.. Я… — Яркая артериальная кровь запенилась на побелевших, искривленных болью губах. И не договорив великодушную ложь, каторжник ушел в иной мир, вслед за жертвами его собственной тупой жестокости.
Его отнесли в лачугу. В дверях стояла жена, глядя на них презрительно и вызывающе, как затравленное, но бесстрашное дикое животное.
— Посторонитесь, миссис Шелдон, — холодно сказал скваттер. — Своим заявлением перед смертью он спас вас. Но будьте готовы завтра на рассвете оставить станцию.
Она поклонилась с насмешливой улыбкой.
На следующий день рано утром телега с миссис Шелдон и ее пожитками отправилась в Мельбурн. В полдень другая телега увезла наскоро сколоченный гроб на соседний холм, и однорукий Шелдон был закопан в землю без дальнейших церемоний. Но не без плакальщицы.